— Не могу я больше сидеть без дела! Разве это работа — сиди и отвечай на звонки! — без обиняков начала Инка. — Мне двадцать лет — думаете, маленькая? Пожалуйста, устройте меня на работу в вашу геологическую партию! Найдется ведь работа и по моим силам?
— Ты рассуждаешь совсем как положительный герой. Люди в Москве стараются остаться, а ты рвешься в тайгу. А потом надоест — и назад в столицу.
— Представьте себя на минутку секретарем дяди Гриши — я слышала, вы называли его так…
— Не могу. С секретарской работой справился бы, конечно, но недостанет вашего очарования.
— Вам шутки, а мне будущее надо определять… — У Инки навернулись слезы. — Пожалуйста, устройте меня в геологическую партию кем угодно.
— Послушай, Инка, у меня и в Москве достаточно друзей, давай попытаемся тут.
— Я там хочу работать, в вашей экспедиции, с товарищем Александровым, с Пельменевым. Нигде больше не смогу работать, не будет мне покоя.
— Не выдержишь! Красиво, прекрасно, но условия слишком суровые, тяжелые, дикая природа. Ты хорошая девочка, хорошенькая…
— Знаю, знаю, что скажете. Я много думала и решила заочно учиться на геологоразведочном в Новосибирске.
— Вижу, подготовилась к разговору…
— Пожалуйста, умоляю вас, подыщите мне что-нибудь.
— Что ж, не стану уверять, что без вашей милости экспедиция не справится со своим заданием, но и для вас найдется работа, даже интересная, если не передумаете, конечно.
Прямо на лоб Инке упала крупная капля дождя. И тут же серый асфальт покрылся темными пятнышками. Пророкотал гром.
— Приятельница моя живет рядом. Ее нет в Москве, но я знаю, где спрятан ключ.
Не знаю, правильно ли я поступаю, но как быть, не стоять же в подъезде, пока будет лить дождь?
— Может, неудобно?
— Удобно! Мы оставим ей записку — поблагодарим за кров, ей будет приятно…
— Вы так уверены… наверное, часто здесь бываете?
Я сладко проспал здесь прошлую ночь, но понять это может одна лишь Наташа. Впрочем, кто знает, может, и она думает, что я…
— У нее пластинки есть и магнитофонные записи. Послушаем музыку.
— Далеко еще?
— Видишь, вот тот дом?
Пока я возился на кухне и готовил бутерброды, Инка включила магнитофон. Медленное танго. Вот, оказывается, в каком настроении была Наташа перед моим приездом. Хотя кто знает, чье душевное состояние выражала эта музыка? Кто последним включал магнитофон? Ревную? Да, это называется ревностью.
— Так вы замолвите за меня слово? Попросите Александрова и Пельменева? Вам они не откажут, — снова начала Инка, опуская руки мне на плечи.
Мы танцуем.
— На любую работу согласна, хоть на физическую, даже лучше будет.
— У тебя белые тонкие пальцы, Инка!
— Думаете, я белоручка? — Инка остановилась на минутку. — Когда надо и когда хочу — все делаю. Стиральную машину чинила, покрышку меняла.
Инка обвила меня руками, и мы продолжали танцевать.
— Покрышку меняла?! — Мне не верилось.
— Честное слово. У «Волги».
— Молодец!
— Увидите, я и в тайге заслужу похвалу, я умею работать, — сказала Инка, кладя голову мне на грудь.
Я погладил ее по волосам. Инка вскинула на меня глаза. Наши взгляды встретились.
Я продолжал танцевать.
Дождь за окном все лил.
— Осточертело быть секретаршей. Каждый день одно и то же, одно и то же, а годы уходят.
Я промолчал. Инка остановилась.
— Знаешь, — Инка перешла вдруг на «ты», — все, что болтают про меня и дядю Гришу, ложь. Выдумки все.
— Знаю, — сказал я спокойно. Отошел от Инки, выглянул из окна.
Инка стала возле, склонила голову мне на плечо.
— Может, сочтешь меня глупой, не поверишь, но я — счастлива…
И, заметив мое удивление, пояснила:
— Впервые встречаюсь с таким, как ты.
— С каким таким?
— Порядочным, верным, преданным.
Я смешался. Инка заметила мою растерянность.