— Прекрасно, прекрасно! — сказал Родни. — Я рад, что он оказался таким просвещенным. Где его контракт?
— Да какой там контракт! Он ничего не хотел подписывать. Сказал, что будет выступать каждый день, пока с ним хорошо обращаются и отдают ему половину выручки. Где он успел набраться сведений о зрелищном деле, не представляю себе!
— Он задавал мне вопросы обо всем на свете, и я кое-что ему рассказывал, — сказал Родни. — Только я не думал, что он так все усвоит.
— Усвоил, усвоил, уж вы мне поверьте! Он скоро сам станет себе хозяином и сумеет заработать большие деньги, и добьется в жизни чего пожелает.
Бобо опять ненадолго появился за кулисами и извинился перед Родни за то, что у него так мало времени для разговоров.
— Я должен выступать, — сказал он. — У нас перерыв с шести до семи — тогда мы смогли бы как следует поболтать. Может быть, вы пока навестите Глого и попытаетесь немного его подбодрить?
Родни намекнул ему, что можно удрать от Какстона, но Бобо только засмеялся:
— Видишь ли, Родни, я зарабатываю много денег. Людям интересно на меня смотреть. Почему бы не заставить их платить за это? Мне только надо научиться читать получше и сообразить, как распоряжаться своими деньгами. Я ждал тебя: мне надо о многом спросить твоего совета. Я буду жить в мире людей. Я теперь уже не дикое лесное существо. Кончилась игра в прятки в кустах и деревьях!
Глава четырнадцатая,
в которой произносится слово "прощай"
Родни и Элизабет направились в гостиницу, где сестра Чарли, мисс Виллоуби, ухаживала за Глого. Не так уж много надо было тысячелетнему гному. Он просто лежал в своей корзинке, а мисс Виллоуби сидела рядом и читала журналы о кинофильмах и кинозвездах. Бедный Глого! Болезнь победила его окончательно: он больше не сопротивлялся, предоставляя печали полную свободу действий.
Он вздрогнул, когда Элизабет позвала его, открыл глаза и попытался сесть. О конечно, Глого был рад видеть ее и Родни; он был уверен, что они придут, только опасался, как бы это не произошло слишком поздно. Глого снова прилег: слабость одолевала его.
— Глого, — сказала Элизабет с упреком в голосе, — я боюсь, что ты плохо питаешься.
— У меня особенно-то нет аппетита, — сказал старый гном.
— Но ты должен постараться хорошо есть, чтобы поправиться, Глого!
— Зачем мне поправляться? Что мне делать? Зарабатывать деньги?
— Мы разыщем других гномов, — отважился заметить Родни.
Глого слабо улыбнулся:
— Вы оба очень добрые. Но вы же знаете, что на это нет никаких надежд. Гномы исчезли навсегда.
— Но нельзя, чтобы ты просто лежал и никак не лечился! воскликнула девочка.
— Вы старались меня обмануть. Я и сам хотел себя обмануть, но теперь мне надо взглянуть правде в глаза. Я слишком долго жил. — Он повторил последние слова, голос его постепенно замирал. — Слишком долго. Слишком долго…
— Может быть, ты хочешь, чтобы мы отвезли тебя обратно в твой лес, Глого?
— Нет, — возразил он. — Я теперь ничего не хочу.
Воцарилось долгое молчание, но Элизабет решила возобновить беседу:
— Мы виделись с Бобо.
— Бобо нашел то, что ему нравится, — прошептал дедушка.
— Но, Глого, — попытался успокоить его Родни, — Бобо ничего другого не оставалось делать.
— Я знаю. Я не обвиняю его ни в чем. Мне тяжело. Но скоро уже я не буду видеть ничего. Вы были ко мне очень добры. Я вас обоих благодарю. Всем сердцем. Но больше вы ничего не сможете для меня сделать. Я устал говорить. Попрощаемся.
Это была не просто просьба. В последнем слове звучала требовательная нотка. Им осталось только покориться. Слезы бежали у Элизабет по щекам. Она предчувствовала, что ей больше никогда не придется говорить со старыми гномом.
— Прощай, Глого, — проговорила она, дотрагиваясь до высохшей, слабой руки тысячелетнего гнома.
— Прощай, Элизабет. Прощай, Родни, — отозвался слабый голосок.
Они на цыпочках вышли из комнаты, возвращаясь обратно в мир людей, которые прожили на свете не слишком долго или так, по крайней мере, сами про себя думали.
От шести до семи в балагане был перерыв. Бобо не собирался доработаться до полусмерти — так он объяснил Элизабет и Родни. Он потребовал, чтобы ему и его друзьям принесли ужин. Его приказаний слушались, потому что теперь он был богачом. Он держался уверенно, скопировав свою манеру поведения с потомка миллионера. Последнего и забавляло и поражало то, как много этот малыш сумел усвоить из его рассказов о мире людей.
Представление возобновилось после перерыва. Родни и Элизабет задержались за кулисами, дружелюбно болтая со "старым добрым Чарли". Они пришли к молчаливому соглашению считать "гнегодяйский угон гномов" досадным недоразумением.
Чарли намекнул, что ему очень хотелось бы знать, где и при каких обстоятельствах Родни и его племянница встретились с Бобо и Глого. Но Родни сказал, что Бобо сам о себе сообщит то, что найдет нужным.
Во время этого непринужденного разговора пришло известие от мисс Виллоуби, что старый гном Глого тихо угас в своей постели.
Родни и Элизабет были к этому готовы. Они поняли, что тысячелетний гном отослал их от себя, чтобы спокойно умереть.
Элизабет сидела молча, со слезами на глазах, пока Родни и Виллоуби обсуждали, как им хоронить старого гнома. Во-первых, они решили ничего не сообщать Бобо до десяти вечера, то есть до конца представления. Виллоуби быстро смекнул, что широкое оповещение о похоронах привлекло бы к ярмарке лишних двести — триста тысяч посетителей. Но Родни, так сказать, топнул ногой. Он не позволит устроить приманку для публики из праха бедного старого Глого, который при жизни ненавидел зрелищный бизнес и все связанные с ним махинации дельцов.
"Старый добрый Чарли" наконец с этим согласился. Они договорились похоронить Глого без лишнего шума. Чарли беспокоился, как быть с разрешением на похороны, но Родни сказал, что законы Соединенных Штатов не признают гномов и поэтому самое разумное отвезти Глого в лес и похоронить прямо в его корзинке под большим красивым деревом. Ведь Глого так любил деревья!
Бобо, которому в десять часов вечера сообщили эту грустную весть, согласился с ними. Родни и Элизабет были настоящими друзьями его дедушки, сказал он, и они, несомненно, поступят так, как дедушка сам бы того пожелал.
И вот, когда наступила полночь, корзинку тихо вынесли из отеля, и похоронная процессия — три автомобиля — направилась за город. Одну машину вел Родни, другую — Гагинс, а третью — Чарли Виллоуби. Они остановились в живописном месте, Б горах. Деревья скрывали луну, и свет ее казался призрачным. Было тихо и торжественно. Воздух был напоен лесными ароматами, которые при жизни так любил старый гном.
Никто не знал, как принято служить панихиду по гному, и Бобо тоже не мог ничего посоветовать. Поэтому Родни ограничился тем, что произнес маленькую речь. Он сказал, что Глого всю свою жизнь был связан с лесом и вот теперь лес навсегда примет его в свое лоно.
Похороны завершились. Лопата была положена назад, в машину. Уже собирались завести моторы, как вдруг Элизабет заволновалась:
— Где же Бобо?
Бобо исчез.
Включили все фары. Элизабет зажгла карманный фонарик и двинулась по лесу, шаря лучом в темноте и громко окликая Бобо. Но Бобо нигде не было видно. Элизабет начала было впадать в панику, как вдруг из-за купы низеньких кустиков ее позвал знакомый голосок:
— Элизабет, тише!
Она замерла на месте и зашептала в ответ.
— Что произошло, Бобо?
— Отойди в сторонку и незаметно углубись в лес. Мне надо тебе чтото сказать.