— Тут, по-моему, никогда и не росли деревья, — заметил Родни. По-моему, тут совсем нет воды.
Но Глого поинтересовался, не могут ли люди сами доставлять воду на эти холмы и почему вся человеческая премудрость годится только на то, чтобы разрушать природу, вместо того чтобы ее охранять.
Гномобиль катился по долине Сан-Джоакен со скоростью не менее ста километров в час. Вся долина была покрыта садами и виноградниками или распаханными полями, которые не оставляли гномам ни малейшей надежды. Становилось жарко. Воцарялась та самая печная жара, которая необходима для того, чтобы созревал чернослив. Глого не привык к жаре. Он издавал жалобные стоны, вспоминая тень и прохладу красных лесов.
Элизабет осенила идея. Машина остановилась. Девочка вышла и тут же вернулась с четырьмя маленькими горками, состоящими из прохлады и завернутыми в бумажные салфетки. Старейшему из американцев было предложено познакомиться с великолепным изобретением человека сладкими конусами из мороженого.
— Удивительно! — восхитился Глого, приподнявшись на своей подушке и начиная слизывать мороженое крошечным язычком. — Из чего оно сделано? И откуда в мае в жаркую погоду добыли снег?
Этот «снег» немножко напоминал Глого сладкое молочко тли, но почему он такого приятного розового цвета? И из чего сделана чашечка? И почему что-то стекает по бокам?
— Потому что ты медленно ешь, — сказала Элизабет, а Глого возразил, что не так легко есть мороженое, если ты гном и к тому же не привык, что тебя морозят изнутри.
Бобо подхватывал языком капельки, пока они не успели стечь с вафельного стаканчика, и очень веселился. Каждое новое изобретение человека нравилось ему все больше и больше.
Неутомимый гномобиль достиг города Фресно, и они остановились, чтобы запастись провизией на ужин. Родни купил вечернюю газету, предположив, что там могут появиться сведения о гномах, обитающих в лесах Калифорнии. Но об этом там ничего не было сказано, зато взгляд его обнаружил на первой полосе нечто заставившее его поспешить назад к гномобилю. При этом он странно хихикал. У Родни едва хватило терпения вывести машину за город, чтобы на свободе прочесть своим пассажирам следующее:
ПОТОМОК ЛЕСОПРОМЫШЛЕННИКА ВЕЗЕТ ГУСЕЙ.
ЕДИНСТВЕННАЯ ПАРА АБИССИНСКИХ КОРОЛЕВСКИХ
ГУСЕЙ В АМЕРИКЕ ПУТЕШЕСТВУЕТ В АВТОМОБИЛЕ.
Вертлявый репортер усмотрел шанс всей своей жизни в этом интервью. Он вернулся в редакцию и выдал веселую фантазию на тему «Миллионер и его таинственные гуси в автомобильном турне ради здоровья и науки». Ему не пришлось так уж сильно преувеличивать. К тому, что гуси королевские, он добавил только, что они еще и священные птицы, и вывел их генеалогию непосредственно от той гусиной стаи, которая, по преданию, своим гоготом спасла Древний Рим от врагов. Он приписал Родни сообщение о том, что гуси могут не только попросить еду, если голодны, но и вообще легко вести любую беседу. Еще он написал, будто Родни сказал ему, что абиссинские гуси не только носят коричневые колпачки, но прямо в инкубаторах вылупляются из яйца с колпачками на голове. Словом, все, что можно состряпать при помощи живой репортерской фантазии, нашло свое воплощение в опубликованном интервью. Видимо, это имело большой успех, так как информацию веселого репортера приобрело одно крупное агентство печати, а это означало, что заметка уже появилась во многих газетах и в данный момент веселит сердца миллионов читателей. Родни пришлось объяснить Глого магическое устройство газет, которое позволяло истории, рассказанной утром в Северной Калифорнии, оказаться в газетах к обеду в Центральной Калифорнии, а к завтрашнему обеду — в газетах другого полушария.
После некоторого размышления «потомок лесопромышленника» остановил машину в следующем городе и обратился к помощи духа, называемого «междугородный телефон».
Он стал кидать монетку за монеткой в автомат, услышал длинные низкие гудки, потом сказал:
— Петуния, ты видела вечерние газеты?
— Нет, Родни. Что случилось?
— Там есть про нас с Элизабет.
— О господи! Я надеюсь, ничего страшного?
— Нет. Смешная история. Видишь ли, профессор собрал интересные образцы для своих коллекций. Он возит их в корзинах и не хочет никакой рекламы относительно своей работы, и, когда к нам прицепился репортер, я сказал, что в корзинах гуси.
— Гуси?!
— Я сказал первое, что взбрело на ум, а репортер разрезвился в газете. Ничего особенного, только я подумал, что отец не поймет, в чем дело, так что ты объясни ему. Ладно, Петуния?