Синклер Эптон
Гномобиль
Глава первая,
в которой Элизабет встречает Бобо
Девочка бродила по лесу. Пожалуй, в этом лесу Калифорнии росли самые высокие в мире деревья. Во всяком случае, девочка никогда ничего подобного не видела. Она все шла и шла как зачарованная, с трудом веря своим глазам.
Правда, в машине был уже разговор об огромных красных деревьях, о гигантских кондори, но тогда девочка не обратила никакого внимания на эти слова. Машина катилась по шоссе, то и дело сворачивая на крутых поворотах, спускаясь и поднимаясь по горным уклонам. Навстречу машине выплывало яркое весеннее солнце. Но вдруг солнце исчезло, наступили сумерки, послышался торжественный шелест. И вот они уже в лесу, сотворенном из самых больших и удивительных созданий на свете.
Машина остановилась, все вышли из нее, и, по счастливой случайности, девочка осталась одна, наедине с лесом.
Если бы рядом шла мама, было бы совсем неинтересно, потому что она все время говорила бы: "Элизабет, не запачкай туфли" или: "Смотри под ноги, тут могут быть гремучие змеи".
У самого шоссе росло немыслимо большое дерево. В нем было нарочно выпилено дупло, а в дупле расположилось маленькое кафе, где можно посидеть за столиком, выпить пива или газированной воды. Кафе называлось "Верь — не верь", так, во всяком случае, значилось на вывеске. Кроме напитков, там продавались открытки с видом на это кафе, и мамина приятельница, мисс Джелиф, надумала послать своим друзьям такую открытку. Мама помогала ей выбрать самую красивую, шофер заправлял машину, поэтому-то Элизабет и осталась одна и могла теперь без помехи любоваться деревьями и бродить среди огромных стволов.
Деревья-гиганты словно выходили ей навстречу одно за другим, и каждое новое дерево было еще прекраснее предыдущего; они точно околдовывали и манили ее в глубь леса. Некоторые были до того велики, что пятидесяти девочкам пришлось бы взяться за руки, чтобы окружить комель. Кора у деревьев была серовато-коричневая, с глубокими желобками. На вид она была мягкой, казалось, что ее можно сжать пальцами, как губку, но на самом деле она была твердой как железо.
При ходьбе нога глубоко уходила в мягкий ковер — это был ковер из пыли, которая тысячелетиями оседала с этих древних деревьев. Между могучими стволами росли зеленые хрупкие кустики; на их веточках играли отблески солнца, слабые, тусклые, которые едва доходили сюда; само солнце при этом казалось очень далеким и каким-то неживым. Повсюду царили сумерки и раздавался шорох, и было как-то праздничноторжественно и немного грустно.
Эта удивительная красота захватила Элизабет; она медленно продвигалась, мягко ступая, зачарованная и отрешенная от всего остального. Деревья были не похожи одно на другое. Те, что росли дальше, казались больше тех, возле которых она останавливалась. Элизабет выросла в городе и видела деревья только в парках. И вдруг она очутилась в новом для нее неожиданном мире, и все тут было как-то не по правилам.
Может быть, поэтому то, что с ней произошло дальше, не очень поразило ее. Если тут, в лесу, ей встретились самые большие в мире создания, почему бы здесь не оказаться и самым маленьким? Все, что угодно, могло случиться там, где ты столкнулся лицом к лицу с миллионами лет истории и где силы природы раскованы и не сдерживаются ничем.
Элизабет набрела на дерево с большим выжженным дуплом, черным по краям. Дупло было таких размеров, что мамин лимузин вполне мог в него въехать и даже не поцарапался бы ничуть. Она стала вглядываться, но внутри было совершенно темно, и ей сделалось страшно. Так ничего и не увидев, она на цыпочках попыталась обойти дерево кругом. С другой стороны ствола был холм. На холме цвели красивые цветы — азалии, росли папоротник и щавель. А из листьев выглядывало чье-то малюсенькое личико. Оно было величиной с твой кулак (если только у тебя кулаки не очень большие) и могло бы оказаться мордочкой белки, или совы, или, наконец, медвежонка. Но ничего подобного: это было во всех отношениях человеческое лицо, только крошечное. С яркими румяными щечками, с крохотными голубыми глазками, с волосами пшеничного цвета. Над всем этим высился коричневый остроконечный колпачок. Это было явно испуганное личико. Элизабет замерла. Оба глядели друг на друга не отрываясь.
Наконец маленький человек заговорил тонким, высоким голоском.
— Я тебя не боюсь, — сказал он.
И Элизабет поспешила уверить его:
— А тебе и нечего меня бояться.
Человечек долго с серьезным видом изучал девочку и наконец сказал:
— Ты как будто бы хороший человек.
— Мама мной почти всегда довольна, — ответила девочка.
Маленький человечек пригляделся к ней еще попристальнее и задал вопрос:
— Ты никому не делаешь больно?
— Нарочно — никогда, — ответила Элизабет.
— И ты не спиливаешь деревья?
— Нет! Честное слово, я в жизни не спилила ни одного дерева.
— А будешь спиливать, когда вырастешь?
— Да нет же, правда нет. И вообще это не женское дело.
Казалось, человечек остался доволен.
— У тебя красивое платье, — сказал он тут же. — Где достают такие вещи?
— Это платье из магазина на Пятой авеню. В Нью-Йорке, — добавила она.
Человечек покачал головой:
— Я всю жизнь прожил в этом лесу. Я многого не знаю.
— Я уверена, — сказала Элизабет вежливо, — что ты знаешь массу интересного.
— Я бы с удовольствием побеседовал с тобой… — ответил человечек. И добавил с волнением: — Если бы только я был уверен, что мне можно с тобой разговаривать.
— А почему — нельзя?
— Ты первый большой человек, с которым я разговариваю. Мне этого никогда не позволяли.
— Кто же тебе запрещает?
— Глого.
— Кто такой Глого?
— Мой дедушка.
— А почему он не разрешает тебе разговаривать с людьми?
— Он говорит, что все они враги.
— Да нет, что ты!
— Они убивают деревья! Они сводят леса, а это означает смерть.
Элизабет задумалась.
— Кто знает, может, ты прав, — сказала она. — Только, честное слово, я за всю жизнь не повредила ни одного, даже самого маленького деревца, а большому-то что я могу сделать?
— Но ведь ты вырастешь, не так ли? Ты же пока еще не взрослый человек. Сколько тебе лет?
— Двенадцать.
— Неужели тебе только двенадцать? Ты такая большая!
— Наоборот, говорят, что я слишком маленькая для своего возраста. А сколько тебе лет?
— На прошлой неделе исполнилось сто.
— Но ты совсем не кажешься старым!
— Глого больше тысячи лет.
— О, как это чудесно! Он, наверно, такой же древний, как эти деревья.
— Эти деревья выросли еще до того, как родился дедушка моего дедушки. Никто не знает, сколько им лет.
Элизабет снова поглядела на деревья. Так, значит, они и правда ужасно старые! Ее взгляд устремился к небу, скользя по коре гигантской колонны, которая становилась все краснее и краснее по мере того, как удалялась от земли и тянулась вверх, вверх, достигая чуть ли не крыши вселенной. Ветви деревьев, распластываясь и сплетаясь друг с другом, образовали нечто вроде купола. И был этот купол так высоко, что снизу трудно было понять, из какого материала он построен. Там, наверху, мерцали солнечные лучи, вспыхивая то красным, то зеленым, золотые, волшебные, зачарованные. Ее взгляд соскользнул вниз по стволу, к огромному основанию дерева. На том месте, где в него ударила молния, виднелся шрам — сильное утолщение коры, которое укрепило дерево, чтобы оно не погибло от увечья. За деревом был пень, из него поднимались молодые побеги. А дальше лежало упавшее дерево, которое было похоже на колонну, рухнувшую тысячу лет назад.
— Какой удивительный лес! — сказала Элизабет. — Я так рада, что приехала сюда. Скажи мне, пожалуйста, кто ты такой?