С девяти лет я с ним этим занимаюсь. Сначала у меня ничего не получалось: кружилась голова, темнело в глазах, я падал, ударялся, один раз даже руку себе чуть не сломал. Но Ицику — как об стену горох. Я плачу, кричу, мне больно. А он и бровью не ведет. И не то чтобы он не хотел мне помочь. Очень даже хотел бы. Просто у него все из рук выпадает.
Как-то раз он дождался, пока я перестану плакать, и говорит:
— Я знаю, Дуди, что тебе мешает. Просто как только у тебя начинает что-нибудь получаться — ну там, к примеру, если ты на один метр вверх подняться сумел или еще что-нибудь такое, — ты сразу думаешь: «Все! Это уже победа!» И у тебя сразу голова работать перестает. Вот представь себе такую картину. Джону Уэйну надо застрелить трех индейцев. Выхватывает он из кобуры револьвер, бах-бах-бах — и все они валятся на землю. Еще даже до того, как успели его увидеть. И вот он от счастья прямо из штанов выпрыгивает. Входит в киношку, где мы с тобой сидим, садится рядом, видит себя на экране и радуется, как малый ребенок. Вот, мол, какой я молодец и герой! Но тут откуда ни возьмись еще один индеец к-а-ак выскочит, к-а-ак лук натянет… Бах! И первой же стрелой его убивает. Понял, к чему я клоню?
В общем, воспитывал он меня так воспитывал, и в конце концов я научился. И когда у меня получалось, он клал мне на плечо свою руку. Не хлопал по нему, как делают обычно, а просто клал руку. Нет в жизни ничего приятнее, чем его рука на моем плече. Одно плохо: мне это сразу об отце напоминает и плакать хочется. Но Ицик, он как только это замечает, сразу свою руку убирает, и мы сидим с ним какое-то время молча. Потому что мы об отце никогда не разговариваем. Зачем нам о нем говорить? Что умерло, то умерло.
Только ради него я у людей и ворую. И все время себе говорю: «С завтрашнего дня перестану». Но Ицик, он не считает, что воровать нехорошо. У него всегда на все объяснение есть. Ты вот, например, думаешь, что правое — это хорошо, а левое — это плохо. Но Ицик тебе в два счета докажет, что все как раз наоборот. У него даже свои заповеди имеются. Насчет того, когда можно воровать.
1. Можно воровать, если мы потом возвращаем украденную вещь в целости и сохранности.
2. Можно воровать, если другому человеку не нужно то, что мы украли.
3. Можно воровать у того, кто сам у других всю жизнь ворует. Это, можно даже сказать, наша святая обязанность — что-нибудь у такого человека стибрить. Взять вон, например, Асулина, из универмага. Он все время завышает цены. В городе можно купить то же самое в два раза дешевле; но люди в город ездят редко и об этом не знают. И вот месяц назад мы с Ициком подрядились разгрузить для Асулина батарейки. Ицик говорит: «Они мне нужны». И зачем уж они ему понадобились, не знаю. Ну он взял да и повалил коробку с открывашками для консервов. Как будто случайно, из-за того, что у него руки такие. Ну Асулин из своего кабинета вышел и пошел ему помочь поставить коробку на место. А я тем временем сунул несколько батареек себе в карман и потом пошел им помогать, будто ничего не случилось. Но как только мы из универмага вышли, меня аж затрясло всего. А Ицик говорит: «Хочешь пойдем посмотрим, какую он себе виллу отгрохал? Откуда у него, по-твоему, деньги на виллу, если он у других не крадет?»
4. Можно воровать, если воруешь для кого-то другого. Это не воровство. Это все равно как если у кого-нибудь что-нибудь взять и кому-нибудь другому отдать. Ицик говорит, что если какому-то человеку какая-то вещь не нужна и он может без нее обойтись, тогда ее вполне можно взять и отдать тому, кто нуждается в ней больше.
5. Иногда мы воруем краденое. Это тоже разрешается. Например, как-то раз Ицик мне говорит: «Эта книга — она ведь все равно не их, верно? Солдатки же ее не купили, так? Видишь, тут печать стоит? Это они у себя в школе взяли, где они учились».
6. Можно красть у того, кто сделал нам что-нибудь плохое.
7. Можно воровать ради великой цели. Однажды Ицик говорит: «Ты только подумай, Дуди, сколько людей погибло от рук террористов. А теперь представь себе, что мы приходим к Шуламит и говорим: „Если ты отдашь нам свои босоножки, то твоя лучшая подруга Лиат не погибнет в теракте“. Разве она их нам после этого не отдаст?»
А когда мне становится стыдно, что мы крадем, и я говорю, что это несправедливо, Ицик сразу переводит разговор на Бога.
— Несправедливо, говоришь, да? А ты что же, думаешь, Бог всем по справедливости все роздал? Поровну? Разве Он сам этим нам не показывает, что справедливости не существует? Он-то вон никогда разным людям одних и тех же карт не сдает. Только десять заповедей Своих всем поровну и раздал. Вот ты мне сам давай скажи, почему один человек рождается во дворце, а другой — в юрте? Не знаешь? То-то. А все потому, что Бог тоже ворует. У одних берет, а другим отдает. Чтобы Ему не скучно было на этот мир смотреть. Поэтому, когда мы воруем, Он радуется. Это означает, что мы правильно поняли правила Его игры.