— Подарок твой хорош, но пуст! — Рявкнула Ёллейн, гневно сверкая своими очами. — Что мне до сердца земли, если оно — мертво? Блестит, переливаясь на солнце всеми цветами радуги, и манит любого… Кроме Меня.
— Чего же ты хочешь, моя госпожа? — Потупил свой взор гном, не в силах глянуть на великаншу. Он больно ушибся, и стоял еле-еле, душа в теле.
— Вдохни в сей камень жизнь! — Приказала Ледяная королева, чья душа также была холодной, мёрзлой. — Выстрой же, сооруди мне из сего камня Каменный цветок, дабы радовал он мой глаз.
И пошёл гном, и взял камень. И удалился, дабы сделать из него то, что повелела ему Ёллейн.
И вот, прошло некоторое время, и несёт гном Олвин цветок столь прекрасный, как если бы он был настоящий! Каждый захотел бы себе такой, в свой сад, оранжерею.
И вгляделась королева великанов, сузив свои очи, и недовольно, грозно изрекла:
— Вот, камень стал цветком — однако ж, не ожил?! Проткни же тотчас своё сердце, и окропи своею кровью Каменный цветок, дабы начал он цвести, благоухать! Дабы я с помощью него и своей магии подчинила себе весь мир! Ибо тот, в чьих руках сердце земли — владеет всем.
Ведь утаила великанша, что воспротивится сердце земли злой воле, и не станет ей служить! И только кровь сильнейшего из гномов (которые сами есть Камнерождённые) да магия тёмная и злая (которая сделает так, что кровь эта будет жить в Каменном цветке вечно, не сворачиваясь никогда) способны повернуть всё спять и сделать так, что добро будет работать на пользу Злу…
И занёс уже вдруг Олвин длань карающую над собой, дабы пролилась горячая да алая струя на лучший из его трудов, но тут случилось то, что должно было случиться: одумался, опомнился тут гном, ведь иная уготована судьба ему богами.
— Чего же ты ждёшь? Ну же! — Закричала Ледяная королева, сгорая от нетерпения и томительного ожидания.
— Не стану впредь идти на поводу, ведь ты — жестокая и злая! — Спокойно произнёс Олвин, но внутри него уже пробудился огонь возмездия, расплаты и обиды.
Побелела та, как полотно, хотя и так белым бела.
— Да как же смеешь ты, прах и дщерь, противиться моей великой воле? — Не на шутку разозлилась королева. — Неблагодарный! Кто тебя поил, кормил? Сейчас же на колени, и да знай же своё место!
— «Поил, кормил…»? А я здоровье всё сгубил! — Обиженным тоном сказал гном. — Я не вижу и не слышу; еле ползу, чуть передвигаюсь. Но злобу, хитрость, сущность неуёмную, фальшивую; натуру хищную и лживую я вижу насквозь и без глаз, без всякой магии. Ты дрянь, которая не заслужила ничего!
— Что, ЧТО ты можешь сделать??? — Наступала, наседала на Олвина Ёллейн.
Но не попятился, не отступил на сей раз гном упрямый и отважный.
— Вернусь я к той, что ждёт меня в таверне; что любит искренне, скучает. Господи, ну как же я был слеп? Прозрел лишь ныне, но — вовек! Отпустила с миром, но со слезами на глазах. Впредь же не оставлю боле, никогда. Возвращусь и за руку возьму, а руку ту к груди своей прижму. В уста сахарные я любовь свою вложу, и крепко, нежно обниму…
— Ужель так любишь свою гномку? — Насмехалась великанша. — Сестрой своей лишь величал — теперь возлюбленною посчитал?
— Возлюбил её я раз и навсегда! Лишь умолчал о том; не ведает она. К кому я шествовал за помощью, советом? К кому спешил после работы? Кого улыбкой одарить мечтал? Кого спасти от зверя я гадал? В чьи очи заглянуть хотел? По пути сюда, я много женщин повстречал! Эльфийки, тифлинговы девы… Прекрасны сердцем и душой, но в дом их я ведь, ни ногой! Всё ж Юнни мне милее всех! Лишь ей я верен я, эх… Эх. Ни на одну я не смотрел, и на тебя я б не взглянул! Ты страшное, презлое существо, и как же носит тебя по земле? Очаровала, заколдовала, отравила, уничтожила, сгубила… Я не люблю тебя, ты — тварь! Уродина внутри, хоть краше многих ты.
Олвин топнул ногой; выглядел он воинственно и угрожающе, хотя от былой его силы не осталось ни следа.
— Ба, какие речи! — Медленно похлопала Ёллейн в ладоши. — Коль так любишь ты ту гномку — отчего ж не удержался, да подпал под мои чары? Разве любовь меж гномами мягка? Разве не тверда она, как самый твёрдый камень?
— Стыд мне и позор за это! — Вскричал Олвин, белея от злости. — Но ведь устоял я пред соблазном, и не покорился твоей воле до конца! Я ухожу, и не чини ты мне препятствий на моём пути, прошу. Гном я добрый, благородный — не убью, не подниму руки на ту, что жизнь мне поломала…
— А ждёт ли тебя Юнни? Не забыла ли тебя? — Проговорила Ёллейн, и сама на себя сейчас была не похожа — куда, интересно, делась вся её агрессия? — Ведь минула уж чёртова дюжина лет! Что ж, ступай, мой бравый гном и славный раб. Не стану я мешать тебе.