Двенадцати полностью отличен. Только они, знавшие Иисуса во время его жизни, могут свидетельствовать о тех уникальных событиях, которые известны им из первых рук — и о воскресении из мертвых и полном, физическом присутствии с ними.[107]
Что бы мы ни думали об историчности ортодоксальной версии, можно восхищаться ее изобретательностью, поскольку эта теория — что весь авторитет вытекает из опыта нескольких апостолов, видевших воскресшего Христа, опыта, ныне закрытого навсегда, — имеет огромное значение для политической структуры общины. Во-первых, как отметил германский ученый Ганс Холл, она ограничивает круг лидеров маленькой группой лиц, обладающих неоспоримым авторитетом.[108] Во-вторых, она предполагает, что только апостолы вправе назначать будущих лидеров как своих преемников.[109] Во втором столетии христиане воспользовались рассказом Луки, чтобы установить особую, ограниченную цепь руководства для будущих поколений христиан. Любой потенциальный лидер общины должен был получить, или заявить, что получил, свою власть от апостолов. Конечно, с ортодоксальной точки зрения, никто никогда не мог претендовать на равный с ними авторитет — и тем более, поставить его под сомнение. То, что испытали и засвидетельствовали апостолы, не способны испытать их преемники; они должны лишь верить, хранить и передавать грядущим поколениям апостольское свидетельство.[110]
Эта теория оказалась необычайно успешной: уже почти две тысячи лет ортодоксы придерживаются взгляда, что только апостолы обладают определенным религиозным авторитетом, и что их законными наследниками являются только священники и епископы, возводящие свое рукоположение к апостольской преемственности. Даже сегодня папа возводит свое назначение — и первенство, на которое он претендует, — к самому Петру, «первому из апостолов», поскольку он был «первым свидетелем воскресения».
Но христиане-гностики отвергли теорию Луки. Некоторые гностики называли буквальное понимание воскресения «верой глупцов».[111] Воскресение, утверждали они, не было уникальным событием прошлого: напротив, оно символизировало, как присутствие Христа может быть пережито в настоящем. Они имели в виду не физическое зрение, а духовное видение.[112] Они указывали, что многие свидетели событий жизни Иисуса оставались слепы к их смыслу. Сами ученики зачастую не понимали, что говорил Иисус: те, кто объявил, что их умерший учитель физически вернулся к жизни, приняли духовную истину за действительное событие.[113] Но истинный ученик может никогда не видеть земного Иисуса, родившись не вовремя, как Павел говорит о себе.[114] Но эта физическая невозможность может стать духовным преимуществом: люди подобные Павлу впервые встречаются со Христом на уровне внутреннего опыта.
Как можно пережить присутствие Христа? Автор Евангелия от Марии, одного из немногих гностических текстов, открытых до Наг-Хаммади, описывает явления после воскресения как видения, полученные в снах или в экстатическом трансе. Это гностическое Евангелие напоминает о записанном Марком и Иоанном предании, что Мария Магдалина была первой, кто увидел воскресшего Христа.[115] Иоанн говорит, что Мария увидела Иисуса утром его воскресения, а остальным ученикам он явился только позже, вечером того же дня.[116] Согласно Евангелию от Марии, Мария Магдалина, видя Господа в видении, спрашивает его: «видящий видение видит его душой или духом?»[117] Он ответил, что видящий воспринимает умом. Открытое в Наг-Хаммади Откровение Петра рассказывает, как Петр в глубоком трансе видел Христа, который объяснил ему: «Я разумный Дух, полный сияющего света».[118] Гностические рассказы часто упоминают, что присутствие Христа было связано с сильными чувствами — ужасом, трепетом, горем и радостью.
Но эти гностические писатели не отбрасывают видения как фантазии или галлюцинации. Они уважают — даже чтят — подобный опыт, посредством которого духовная интуиция раскрывает понимание природы реальности. Некий гностический наставник, чье Слово о Воскресении, письмо к Регину, его ученику, было найдено в Наг-Хаммади, говорит: «не думай о воскресении, что это призрак [фантасия; буквально «фантазия»]! Это не призрак, но истина. Скорее уж должно сказать, что мир — призрак, более, чем воскресение».[119] Подобно буддийскому наставнику, учитель Регина, оставаясь анонимным, продолжает разъяснять, что обычное человеческое существование это духовная смерть. Но воскресение это момент просветления: «это… явление Сущего… и перемена [метаболе — изменение, преображение] в новое».[120] Осознающий это становится духовно живым. Это означает, объясняет он, что ты можешь быть «воскресшим из мертвых» прямо сейчас: «То, о чем ты стараешься научиться, — телесная оболочка, то есть ветхость; и ты остаешься тленным… Почему же ты не видишь себя самого воскресшим?»[121] Третий текст из Наг-Хаммади, Евангелие от Филиппа, выражает этот же взгляд, высмеивая невежественных христиан, понимающих воскресение буквально: «Говорящие, что умрут сначала и воскреснут, заблуждаются».[122] Напротив, они должны «обрести воскресение», пока они живы. Автор иронично говорит, что «необходимо воскреснуть в этой плоти, ибо все пребывает в ней».[123]
107
См. J. Lindblom,
108
См. K. Holl,
109
G. Blum,
110
Campenhausen,
111
Ориген,
118
119