Этот вопрос занимает центральное место в одном из самых ранних известных нам произведений Римской церкви — в письме, приписанном Клименту, названному епископом Рима (ок. 90-100 гг). Как глава Римской церкви, Климент обращается к христианской общине в Коринфе во время кризиса: некоторые лидеры Коринфской церкви были лишены власти. Климент говорит, что «немногие дерзкие и высокомерные люди» отстранили их от служения: «люди бесчестные восстали против почтенных, бесславные против славных, глупые против разумных, молодые против старших».[203] Используя политический лексикон, он называет это «мятежом»[204] и настаивает, чтобы свергнутые лидеры были восстановлены в своей власти: он предупреждает, что их следует бояться, почитать и слушаться.
На каких основаниях? Климент доказывает, что Бог, Бог Израиля, один управляет всем:[205] он господин и хозяин, которому все должно подчиняться; он судия, который полагает Закон, наказывающий мятежников и вознаграждающий послушных. Но как осуществляется власть Бога? Здесь богословствование Климента становится практичным: Бог, говорит он, делегирует свою «власть царства» «правителям и начальникам на земле».[206] Кто же эти назначенные правители? Климент отвечает, что это епископы, священники и дьяконы. Отказывающийся «склонить свою шею»[207] и слушаться лидеров церкви повинен в неподчинении самому божественному хозяину. Увлекшись этим доказательством, Климент предупреждает, что непослушный поставленным от Бога властям «наказывается смертью!»[208]
Письмо отмечает драматический момент в истории христианства. Впервые мы сталкиваемся с обоснованием разделения христианской общины на «духовенство» и «мирян». Церковь должна быть организована в соответствии со строгим порядком руководящих и подчиненных. Климент настаивает, чтобы даже в среде духовенства каждый клирик, епископ, священник или дьякон занимал «свой собственный чин»:[209] каждый во всякое время должен соблюдать «правила и заповеди» своего положения.
Многих историков это письмо поставило в тупик.[210] Что же, спрашивают они, стало причиной раздора в Коринфе? Какие религиозные вопросы стояли на повестке дня? Письмо не говорит об этом прямо, но это не означает, что его автор игнорирует подобные вопросы. Полагаю, смысл выдвигаемых им положений — его религиозных положений — совершенно ясен: он настаивает, чтобы Коринфская церковь была устроена по образцу божественного авторитета. Как Бог царствует на небе как хозяин, господин, начальник, судья и царь, так на земле он делегирует свою власть членам церковной иерархии, которые служат подобно генералам, командующим армиями подчиненных, подобно царям, властвующим над «народом», подобно судьям, занявшим место Бога.
Климент мог просто утверждать то, что римские христиане считали не требующим доказательств,[211] — и что во втором столетии начинали принимать христиане вне Рима. Неудивительно, что главными защитниками этой теории были сами епископы. Поколением позже другой епископ, Игнатий из сирийской Антиохии, отстоящей от Рима больше, чем на тысячу миль, страстно отстаивал эти принципы. Но Игнатий пошел дальше Климента. Он доказывал, что три степени — епископ, священники и дьяконы — являются иерархическим порядком, отражающим божественную иерархию в небесах. Как на небе есть только один Бог, объявляет Игнатий, так в церкви может быть только один епископ. «Один Бог, один епископ» — это стало лозунгом ортодоксов. Игнатий убеждает «мирян» уважать, чтить и подчиняться епископу «как если бы он был Богом», поскольку епископ, стоящий на вершине церковной иерархии, занимает «место Бога».[212] Кто же стоит ниже Бога? Божественный совет, отвечает Игнатий. Как Бог управляет этим советом в небесах, так епископ на земле управляет советом священников. В свою очередь, небесный божественный совет стоит над апостолами; так на земле священники управляют дьяконами — и все они господствуют над «мирянами».[213]
Пытался ли Игнатий возвеличить свое собственное положение? Циничный наблюдатель может заподозрить, что он просто скрывает за религиозной риторикой властную политику, но привычное нам разделение религии и политики было полностью чуждо самопониманию Игнатия. Для него, как и для его современников, язычников и христиан, религиозные убеждения с неизбежностью затрагивали политические отношения — и vice versa. Горькая ирония заключена в том, что сам Игнатий разделял эти взгляды с римскими чиновниками, которые сочли его религиозные убеждения свидетельством измены Риму и осудили на смерть. Для Игнатия, как и для римских язычников, политика и религия составляли нераздельное единство. Он верил, что Бог становится доступным человечеству посредством церкви — и в особенности, посредством управляющих ей епископов, священников и дьяконов: «без них нет церкви!»[214] Ради вечного спасения он убеждал людей подчиниться епископу и священникам. Хотя епископы Игнатий и Климент изображали структуру духовенства по-разному,[215] оба согласны, что этот человеческий порядок отражает божественную власть на небесах. Безусловно, их религиозные взгляды обладают политическим измерением; в то же время, практика, которую они отстаивают, основана на их представлениях о Боге.
210
См., например, Campenhausen,
211
Так говорит Н. Beyschlag,
213