Называя тех учеников, которые зачастую олицетворяют гностических посвященных (как в Евангелии от Филиппа и Евангелии от Фомы), Гераклеон подразумевает, что они превосходят таких апостолов-мучеников как Петр, которого валентиниане считали олицетворяющим «многих», то есть просто ортодоксальных христиан. Говорит ли он, что мученичество хорошо для обычных христиан, но не нужно гностикам? Предлагает ли он гностикам основание, чтобы избегать мученичества?
Даже если он и подразумевает именно это, то избегает говорить прямо: его высказывания остаются неопределенными. Поскольку он продолжает, говоря, что, хотя исповедание «верой и поведением» является более всеобщим, оно приводит к открытому исповеданию в суде, «если это необходимо, и ситуация требует словесного подтверждения». Что делает подобное исповедание «необходимым»? Просто то, что обвиненный христианин не может перед судьей отречься от Христа: в этом случае, признает Гераклеон, устное исповедание является необходимой и разумной альтернативой отречению.
Тем не менее, Гераклеон высказывает отношение к мученичеству, полностью отличное от позиции его ортодоксальных современников. Он не подчеркивает ни их энтузиазма к мученичеству, ни их восхваления «славной победой», достигнутой в смерти.
Более того, он не предполагает, что страдания верующих подражают страстям Христа. Если страдания испытала только человеческая природа Христа, это предполагает, что верующий также страдает только на человеческом уровне, тогда как божественный дух в нем превосходит страдания и смерть. Очевидно, валентиниане считали мученическое «свидетельство кровью» менее ценным, чем высшее, гностическое свидетельство о Христе — точка зрения, способная вызвать гнев Иринея, поскольку эти гностики «презирают» мучеников и обесценивают то, что он считает «наивысшей жертвой».
Даже признавая, что гностики пытаются поднять уровень богословского понимания, Ириней заявляет, что «они не могут достигнуть настолько исправления дела, сколько велик вред, происходящий от раскола».[449] С его точки зрения, любой аргумент, которым христиане могли бы воспользоваться, чтобы избежать мученичества, подрывает солидарность всей христианской общины. Не отождествляя себя с теми, кто оказался в тюрьме, лицом к лицу с пытками и казнями, христиане-гностики могли лишить своей поддержки тех, кого считали слишком ревностными и непросвещенными фанатиками. Подобные действия, говорит Ириней, «рассекают и разрывают великое и славное тело Христово [церковь] и… разрушают его».[450] Сохранение единства требует, чтобы все христиане исповедовали Христа, «пострадавшего при Понтии Пилате, распятого, умершего и погребенного», что безусловно подтверждает необходимость «свидетельства кровью», подражающего его страстям.
Почему ортодоксальные представления о мученичестве — и о смерти Христа как образце для него — победили? Мне представляется, что преследование дало толчок формированию организованной церковной структуры, которая развилась к концу второго века. Чтобы перенести эти события в современный контекст, представим, какое убежище остается у инакомыслящих, столкнувшихся с мощной и могущественной политической системой: они пытаются обнародовать случаи насилия и несправедливости, чтобы добиться всемирной общественной поддержки. Пытка и казнь маленькой группы, известной только своим родственникам и друзьям, вскоре будет забыта, но случаи, когда диссиденты оказываются учеными, писателями, евреями или христианскими миссионерами, могут привлечь внимание международного сообщества благодаря тем, кто отождествляет себя с жертвами.
Безусловно, в этом заключается основное различие между древней и современной тактикой. Сегодня задачей подобной гласности является оказать давление и добиться освобождения тех, кто заключен в тюрьму или подвергается пыткам. Такие апологеты как Юстин обращались к римским властям, протестуя против несправедливого обращения с христианами и призывая прекратить его. Но христиане записывали истории мучеников с другой целью и для другой аудитории. Они писали исключительно для других христианских церквей, не надеясь прекратить гонения, но чтобы предупредить их об общей опасности, вдохновить их соревноваться с мучениками в их «славной победе» и консолидировать общины внутренне и между собой. Так во втором и третьем веках, когда насилие угрожало христианским общинам в отдаленных областях Римской империи, об этих событиях узнавали христиане по всему известному миру. Игнатий, осужденный на казнь на римской арене, в своем последнем путешествии занимался написанием посланий ко многим провинциальным церквям, рассказывая о своем положении и убеждая их поддерживать католическую («вселенскую») церковь, собранную вокруг епископов. Прежде всего он предостерегал их избегать еретиков, уклонявшихся от власти епископов и ортодоксальных доктрин о страстях Христа, Его смерти и воскресении. Его письмо римским христианам, которых он никогда не видел, свидетельствуют об эффективности подобного общения: Игнатий был уверен, что они вмешаются, чтобы предотвратить его казнь, если он позволит сделать это. Позднее, в июне 177 года, когда около пятидесяти христиан были арестованы в Лионе и Виенне, они немедленно написали «нашим братьям в Азии и Фригии, имеющим ту же веру», описывая свои страдания, и послали Иринея, чтобы информировать хорошо организованную церковь в Риме. Под давлением общей опасности члены разбросанных по всему миру христианских групп все больше обменивались письмами и путешествовали от одной церкви к другой. Рассказы о мучениках, зачастую полученные из протоколов их судов или от очевидцев, обращались в церквях Азии, Африки, Рима, Ереции, Еаллии и Египта. Благодаря этому общению члены разных ранних церквей осознали, что местные особенности препятствуют их претензиям на принадлежность к единой вселенской церкви. Как уже было отмечено ранее, Ириней настаивал, что все церкви по всему миру должны быть согласны во всех жизненно важных положениях доктрины, но даже он был потрясен, когда Римский епископ Виктор попытался принудить региональные церкви к большему единообразию. В 190 году Виктор потребовал, чтобы христиане в Малой Азии отказались от своей традиции празднования пасхи одновременно с еврейской пасхой и приняли римский обычай — или отказались от своих претензий называться христианами-католиками. В это же время римская церковь составляла определенный список книг Писания, постепенно принятый всеми христианскими церквями. Все возрастающий порядок институциональной иерархии консолидировал общины изнутри и упорядочивал их отношения с тем, что Ириней называл «церковью, рассеянной по всей вселенной даже до концов земли» — сетью групп, становившихся все более единообразными в доктрине, обряде, каноне и политической структуре.