Но открытие в Наг-Хаммади вновь поставило фундаментальные вопросы. Оно предполагает, что христианство могло развиваться в очень разных направлениях — или что христианство, каким мы его знаем, могло не сохраниться вовсе. Оставшись многообразным, оно могло исчезнуть из истории вместе с десятками соперничавших религиозных культов античности. Я считаю, что выживанием христианской традиции мы обязаны организационной и богословской структуре, разработанной зарождающейся церковью. Некто, столь же сильно привязанный к христианству, как я, мог бы счесть это главным достижением. Не следует удивляться, что религиозные идеи, сохраненные в символе веры (от «верую во единого Бога», который «Отец-Вседержитель», и воплощения, смерти и телесного воскресения Христа «в третий день» до веры в «святую, соборную и апостольскую церковь») связаны с социальными и политическими вопросами в формировании ортодоксии.
Более того, поскольку сами историки интеллектуалы, неудивительно, что большинство интерпретировало противостояние между христианами-гностиками и ортодоксами в понятиях «истории идей», как будто сами идеи, признанные основной движущей силой человеческой деятельности, сражались (вероятно, в каком-то бесплотном состоянии) за превосходство. Так Тертуллиан, высокообразованный человек, любящий абстрактную мысль, жаловался, что «еретики и философы» занимаются отними и теми же вопросами. Он говорит, что «вопросы, создающие еретиков», таковы: откуда человек и каким образом? откуда зло и почему? Тертуллиан, по крайней мере, до своего разрыва с церковью, утверждал, что кафолическая церковь победила потому, что предложила «правильные» ответы на эти вопросы.[631]
Но большинство христиан, гностиков и ортодоксов, подобно религиозным людям любой традиции, интересовалось идеями прежде всего как выражениями или символами религиозного опыта. Подобный опыт остается источником и испытательным полигоном для любых религиозных идей (как, например, мужчина и женщина очень по-разному склонны воспринимать идею, что Бог мужествен). Таким образом, гностики и ортодоксы высказали очень разные стороны человеческого опыта; подозреваю, что и обращались они к очень разным личностям.
Когда гностики задавали вопрос о происхождении зла, они, в отличие от нас, не рассматривали это понятие как исключительно нравственное зло. Греческое слово какиа (подобно английскому слову «ill-ness») изначально означало «то, что плохо» — то, чего стремятся избежать: физическая боль, болезнь, страдание, несчастье, любой вред. Спрашивая об источнике какиа, последователи Валентина имели в виду эмоциональное зло — страх, смущение, горе. Согласно Евангелию Истины, процесс самопознания начинается, когда человек испытывает «испуг и страх»[632] человеческого существования, как будто он потерялся в тумане или видит во сне ужасающие кошмары. Как мы уже видели, миф Валентина о происхождении человечества описывает предчувствие смерти и уничтожения как основанное на опыте начало гностического поиска. «По словам их, вещественная сущность произошла из трех страстей: страха, печали и смущения (апориа, буквально «беспутие», незнание, куда идти)».[633]
Поскольку подобный опыт, особенно страх смерти и исчезновения, пребывает, в первую очередь, в теле, гностик с подозрением относится к телу, считая предателем, неизбежно увлекающим его в страдание. Не доверят гностик и слепым силам, господствующим во вселенной; помимо прочего, это силы, составляющие тело. Что может принести освобождение? Гностики пришли к убеждению, что единственным путем освобождения от страданий является осознание истины о месте и судьбе человечества во вселенной. Убежденные, что единственные ответы могут быть найдены внутри, гностики отправлялись в личное внутреннее странствие.
Тот, кто опытным путем познает, что его собственная природа — человеческая природа — как таковая является «источником всех вещей», первичной реальностью, достигнет просветления. Осознавая сущностное Я, божество внутри, гностик радостно смеялся, освобожденный от внешнего принуждения, чтобы прославить свою тождественность божеству:
Евангелие Истины — это радость для тех, кто получил милость от Отца Истины, — узнать Его… Он нашел их в Себе, и Он был найден в них, непостижимый, немыслимый Отец, Тот, Кто совершенен, Тот, Кто создал все…[634]
В этом процессе гностики прославляли — их противники говорят, что ошеломляюще преувеличенно, — величие человеческой природы. Сама человечность, в ее изначальной сущности, была открыта как «Бог над всем». Философ Плотин, соглашаясь со своим учителем, Платоном, что Вселенная — божественное творение и что не-человеческие разумы, включая небесные светила, причастны бессмертной душе,[635] жестко критиковал гностиков, которые «думают очень хорошо о себе и очень плохо о вселенной».[636]
636
А. D. Nock, "Gnosticism", в