Как ребенок является отцом мужчины, так и мифы сотворения различных культур оставляют свой отпечаток на истории народов и наций. Гностики, по-видимому, предприняли героические усилия для того, чтобы освободить юную западную культуру своего времени от тени иудео-христианского мифа сотворения. Если альтернативный, предложенный ими миф кажется радикальным для нас, то это только потому, что мы привыкли к версии Книги Бытия на протяжении многих веков. Многие выводы из гностической версии могут быть по-настоящему полезными для культуры двадцать первого века. Может быть, пришло время заново оценить западный миф творения, и, если это так, то гностицизм может послужить нам помощником и союзником.
Глава 4. София: Гностический Архетип Женской Мудрости
Феномен изгнания стал трагически привычным в нашу эпоху. В ходе второй половины двадцатого века миллионы людей были согнаны или были вынуждены покинуть земли своих предков, чтобы провести свои жизни в иных местах среди людей, чуждых их расе, традициям, даже их душам. Депортация, этнические чистки, лагеря беженцев и анклавы изгнанников, отчаянно пытающихся сохранить остатки своих древних культур – хорошо знакомы и постоянно присутствовали в начале двадцать первого века. Наследие и ужас изгнания всегда возле нас.
Гностики рассматривали ситуацию изгнания как нечто более значительное, нежели просто историческое событие. Они приписывали ей основательное космическое и даже транскосмическое значение. Человеческий дух, считали они, буквально является пришельцем на чужой земле. «Иногда я ощущаю себя ребенком, лишенным матери», - вздыхает американский спиричуэл. Гностики согласились бы с этим, а также, возможно, возымели бы соблазн заменить «иногда» на «всегда».
С точки зрения гностицизма, осознание нашей чуждости этому миру не есть повод для печали или основание для психологического хаоса, как на это могло бы отреагировать нынешнее светское общество. Горечь падения не враждебна нам, утверждают гностики. Отчуждение и скорбь являются нашими товарищами, поскольку они указывают на необходимость истины, которой так требует наше сознание. Большинство людей, как «Обыватель» Кьеркегора, «успокаивает себя обыденным», но гностики не могут идти по такому пути. Изгнанник и в самом деле может найти себя на тёмной земле, но его истинное осознание темноты может также выявить свет на пути к свободе. Так что осознание нашей отчужденности и восприятие места нашего падения, как оно есть - это большой шаг на пути возвращения. Мы начинаем подниматься тогда, когда узнаем о том, что упали.
София: величайшая из изгнанников
Затруднительное положение изгнания и отчужденность не ограничиваются лишь человечество и даже возникают не на человеческом уровне. Задолго до существования мужчин и женщин, задолго до появления космоса таким, каким мы его знаем, великая драма изгнания и возвращения разыгралась в истории божественной женственности по имени София. После пребывания в величественной вечной Полноте (Плероме), в объятиях эонического супруга, она покинула свою исконную среду обитания, чтобы спуститься в царство хаоса и отчаянного отчуждения. Из Гностических Писаний мы узнаем о том, что София – самая юная из восхитительных существ, населяющих Полноту. По существу, она далека от первоначального света Отца, который является основным и центральным источников для всех. София увидела удаленный свет, подумав, что это может быть Отец, но это оказался лишь Свет, отраженный в глубине Бездны. В поисках света она шла дальше и дальше в обманчивую глубину, пока наконец ее не остановила сила, известная как Предел (Hows).
С этого момента происходит странное разделение в природе Софии. Её высшая, главная сущность становится просветленной и мистически поднимается обратно в Полноту, тогда как её низшая часть остается в отчуждении. Практически во всех гностических мифах, существует близкая связь между природой и состоянием человеческой души (или духа), с одной стороны, и транс-космическим архетипом с другой. Таким образом, мы понимаем, что наше собственное сознание возникло из первичной целостности и отправилось в отчуждение и хаос. Тем не менее, даже в нашем запутанном состоянии мы ощущаем связь, какой бы тонкой она ни была, с более высоким, трансцендентным «Я». Таким образом, как и София, мы разделены на две части: наша человеческая личность пребывает в растерянности и отчуждении, тогда как наше вечное «Я» обладает целостностью и мудростью.