Так, 8 сентября он сообщал генералу Сикорскому: «С Андерсом мы укрепили узы дружбы… Мы обсуждаем с Андерсом большую проблему связи с Польшей и другими оккупированными районами».
В это время советские органы были заинтересованы в теми чтобы сведения из Польши о передвижениях немецких войск поступали как можно раньше и непосредственно в советский штаб, дабы последний мог немедленно на них реагировать. Сикорский дал указание, чтобы все контакты с Польшей осуществлялись только через Лондон. Это было в некотором роде выражением недоверия к польскому штабу в СССР.
А Кот в своих письмах продолжал восторгаться Андерсом. Вот что он писал 10 сентября Миколайчику в Лондон:
«Генерал Андерс производит замечательное впечатление. Как деловитость и эрудированность в военных делах, так и исключительное знание русского характера открыли ему дорогу в верхи, и каждое его желание выполняется. В основных вопросах его взгляды те же, что и у генерала Сикорского. Оба могли бы обойтись без переписки— все равно Андерс действовал бы в соответствии с замыслами Верховного Главнокомандующего. Мое сотрудничество с ним предвещает быть образцовым».
Это был, конечно же, полный абсурд. Прямо-таки удивительно, как мог посол писать подобные небылицы! Ни к каким верхам Андерс доступа не имел. Постоянное же подчеркивание, что у Андерса одинаковые с Сикорским взгляды, было самым настоящим враньем, вводившим в заблуждение Верховного Главнокомандующего. Ведь Кот отлично знал, что ни о какой идентичности точек зрения не могло быть и речи. Сикорский считал, что СССР выдержит войну и займет место за столом мирной конференции среди победителей, и поэтому, в частности, добивался установления прочных дружественных отношений с ним; Андерс же полагал, что Советский Союз будет сломлен в этой войне, притом в любой момент, и что вообще с ним нечего разговаривать, а надо только осуществлять нажим через другие государства, такие как Англия и Америка. Вот как на деле выглядела «общность взглядов», и это было хорошо известно Коту уже с первого дня знакомства с Андерсом.
Если уж и говорить об идентичности взглядов, то они у Андерса совпадали с личной точкой зрения самого Кота. Именно руководствуясь одинаковым заблуждением, что только путем нажима можно что-то получить от СССР (это был целиком ошибочный взгляд, ибо нельзя не признать, что власти Советского Союза серьезно шли нам навстречу и делали все возможное), оба эти господина, Андерс и Кот, начали готовить памятную записку для союзнической миссии, которая должна была прибыть в Москву для обсуждения общих вопросов вооружения Польской армии. Стремясь собрать как можно больше материала, Андерс решил съездить в расположение частей и там, на месте, сориентироваться в фактических потребностях и возможностях.
…Бузулук оказался небольшим, милым и довольно чистым городком, похожим на многие города подобного масштаба на Волыни. Дома тут были главным образом двух- и одноэтажные, в центре преобладали кирпичные. Сам центр ничем не отличался от центра любого другого городка. Боковые улицы утопали в зелени садов. Главные улицы были вымощены, всюду электрическое освещение. Словом, Бузулук производил впечатление тихого, спокойного и даже красивого города.
Временно мы остановились в гостинице. Она находилась невдалеке от здания, где располагалось наше командование. Это был большой трехэтажный дом, в котором мы получили в свое распоряжение около тридцати комнат. Там были размещены главным образом офицеры штаба. Квартира генерала еще не была готова — отсутствовала мебель. Доставкой мебели из Куйбышева занимался известный аферист майор Островский, выдававший себя за двоюродного брата Андерса, против чего последний, впрочем, не возражал. Как выяснилось позже, Островский никогда не был майором, а лишь подпоручиком и любил иногда выдавать себя за генерала Боруту или других штабных офицеров. Уже в Куйбышеве он успел жениться, а через несколько недель развестись. Его жена приезжала в Бузулук жаловаться генералу, просила, чтобы он повлиял на своего кузена, но это мало помогло. «Кузену» все сходило с рук, пока однажды он не хватил через край. Земля начала гореть под его ногами, и «родственнику» генерала пришлось спешно ретироваться. Позже он появился еще раз в Ташкенте, а потом бесследно исчез.
Командование уже приступило к исполнению своих обязанностей. Ежедневно с восьми часов утра все комнаты штаба заполнялись постоянными сотрудниками и бесчисленным множеством посетителей, которых с каждым днем становилось все больше.
В том же здании, где размещалось командование армии, находилась и офицерская столовая, где питались офицеры штаба и приезжие. Офицерская столовая могла существовать только благодаря исключительной помощи со стороны местных властей. Ее обслуживал очень вежливый и предупредительный персонал из местных жителей. Несколько дней Андерс питался в общей столовой, а после переселения в свою квартиру — у себя дома, куда приехал и его повар Иван Васильевич, прикомандированный к нему еще в Москве.
С тех пор как в Бузулук стали стекаться массы поляков, в городе началась совершенно новая жизнь. На каждом доме, занятом поляками, были вывешены польские национальные флаги и транспаранты, написанные по-польски. На улицах можно было видеть военные патрули с бело-красными повязками на рукавах. На вокзале находился пост польской жандармерии, патрули встречали здесь приезжающих вступать в армию и отводили их на сборный пункт.
После двухдневного пребывания в Бузулуке Андерс решил провести инспектирование формирующихся частей и проверить на месте условия, в каких они находятся.
Поэтому мы уже 14 сентября отправились в Тонкое, в 6-ю пехотную дивизию Токаржевского и в запасный полк, которым командовал полковник Галадык.
Выехали из Бузулука утром на двух легковых автомашинах. Примерно через час, преодолев тридцать шесть километров по степной дороге, мы остановились в Тоцком у штаба дивизии.
Приняв рапорт заместителя командира дивизии генерала Ежи Волковицкого, Андерс медленно прошел перед фронтом частей, внимательно разглядывая солдат, здороваясь со знакомыми офицерами и обмениваясь с некоторыми из них короткими фразами. Затем, остановившись в центре плаца, обратился к солдатам и офицерам с краткой речью. Ее лейтмотивом была мысль о том, что они вновь свободны, создают суверенную армию, что «судьба» снова дает им в руки оружие, временно выбитое у них из рук неблагоприятным ходом войны, что им вновь предстоит начать борьбу за Польшу, — борьбу, которая была прервана, но которая ведется и будет вестись до победного конца. Закончив выступление, Андерс вместе с сопровождавшими его офицерами направился на богослужение, где все уселись на приготовленные для них кресла и стулья…
Продолжением торжеств явился парад. Это был парад уже свободных людей — солдат Речи Посполитой.
После парада мы прошли в офицерскую столовую обедать. Столы по древнепольскому обычаю были составлены подковой. Во время обеда Андерс опять произнес речь, в которой обещал собравшимся офицерам скорую доставку обмундирования и оружия, выражал признательность советским властям за помощь в организации армии, заверял в своей лояльности и готовности к сотрудничеству, а также благодарил командира дивизии генерала Токаржевского за хороший внешний вид солдат и за радушный прием.
Помещения, где был расквартирован личный состав дивизии в Тоцком, отличались большой пестротой. Штаб дивизии находился в обширном деревянном бараке, в таких же помещениях располагались столовая и большинство офицерских жилищ, медпунктов, торговых ларьков, клубов; основная же масса солдат размещалась в палатках. Клубы и медпункты уже действовали, под них были отведены самые лучшие помещения — просторные и светлые.
Здесь же, на месте, Андерс обсудил с Токаржевским и другими офицерами ряд организационных вопросов. Возникло дело полковника Галадыка, о котором говорили, что он слишком «расположен к большевикам»[51]. Из-за этого Андерс решил отстранить его от дел. Он не желал до предела обострять вопрос и опасался, что это может быть истолковано как травля (без того шли разговоры, что командующий армией отстраняет всех тех, кто «излишне» доброжелательно относится к советским властям). Поэтому он приказал оставить его комендантом гарнизона Колтубдаки, где, кстати, не было никаких войск.
51
Эта информация подтверждается документами НКВД, в которых отмечается, что полковник Галадык «настроен лояльно сотрудничать с СССР и драться с немцами». (Прим. ред.)