В своем выступлении он выражал огромную к нему любовь и заверял в своей лояльности. Так, он, в частности, сказал:
«С чувством почитания и с солдатской привязанностью смотрим мы сегодня в твои глаза и духовным взором постоянно видим тебя в нашем кругу и во главе нас… В твоем лице, господин генерал, мы приветствуем величие Речи Посполитой, ее президента и правительство, премьером которого ты являешься, приветствуем силу польского народа, который под твоим руководством вот уже более двух лет с достоинством и честью несет на обоих плечах бремя навязанной нам войны. Мы приветствуем наших союзников, рядом с которыми ты приказал нам сражаться против общего врага, плечом к плечу, верно и преданно… Мы просим тебя, господин генерал, поверить нам так же, как мы верим тебе, и надеемся, что, когда мы дадим Польше и тебе доказательства наших дел ты полюбишь нас так же, как любим тебя мы…»
Странными кажутся эти слова в устах Токаржевского но удивляться не приходится, ибо это лишь слова. Ответное слово произнес Сикорский. Его смеши посол Кот, который в этот раз говорил о том, что происходит в Польше, о позиции польского народа и его борьбе.
В заключение с речью выступил Раковский, только что получивший генеральское звание. Свое выступление он целиком посвятил союзникам, благодарил их за помощь и, как всегда, подчеркнул нашу огромную признательность и лояльность.
После банкета мы направились в Саратов, а оттуда в Татищево, в 5-ю дивизию.
В Татищеве на вокзале все выглядело так же, как и в Тоцком. Встречали нас генерал Борута-Спехович, рота почетного караула и гражданское население. Не было лишь английских мундиров. Рота почетного караула предстала перед верховным главнокомандующим в разных, но чистых и хорошо подобранных по цвету шинелях и в больших меховых шапках.
5-я пехотная дивизия оставила наиболее яркое впечатление — ее командир умел показать свои части. Дивизия, полностью укомплектование и вооружениая, выглядела замечательно. Генерал Борута отдавал рапорт верхом на коне. После этого Сикор-ский произвел смотр дивизии Солдаты долго ожидали прибытия Верховного Главнокомандующего, а дождавшись, хотели выглядеть как можно лучше. После смотра Борута вновь обратился к верховному главнокомандующему благодаря его от имени всех воинов дивизии за то, что они снова стали солдатами и смогут сражаться за Польшу.
Речь Сикорского на этот раз была довольно длинной. Он говорил о политике и об армии, о препятствиях, какие он встретил при заключении договора, о противниках договора, об ошибках, совершенных в прошлом, и о создании Польской армии в СССР. После выступлений состоялся парад, парад действительно полноценного соединения, по-настоящему готовых к боям солдат После парада, поразившего всех присутствующих, Верховный Главнокомандующий начал обходить район расположения частей. Здесь это продолжалось несколько дольше, чем в Тоцком. Но было на что посмотреть. Сикорский входил в землянку в которых солдаты приготовили себе зимние квартиры. Он восхищался повсеместной чистотой и порядком. Посетил палатки, госпиталь, всюду беседовал с солдатами, которые его постоянно окружали.
После обхода района расположения, который произвел на Верховного Главнокомандующего исключительно благоприятное впечатление своим видом и господствовавшим духом, был дан обед в честь высокого гостя. Затем все перешли в другой зал, где состоялся торжественный вечер. В его программу входили песни, стихи, музыка.
По окончании торжеств Сикорский уехал в Саратов, куда был приглашен местными советскими властями на праздничный спектакль и званый обед. Но он был так измучен что сразу же после представления отправился на отдых.
На следующий день рано утром мы прибыли на саратовский аэродром. Верховный Главнокомандующий направлялся в Иран — в Москву он уже не возвращался. Провожали его Андерс и я.
После проведенного инспектирования воинских частей в Тоцком и Татищеве Сикорский выражал свое огромное удовлетворение увиденным. Войска действительно выглядели отлично. Сикорского всюду приветствовали с большим энтузиазмом. Особенно сильное впечатление произвела на него 5-я дивизия. Верховный Главнокомандующий был рад тому, что увидел, и, как казалось, совершенно позабыл обо всех заботах и сомнениях, которые его угнетали в первые дни пребывания в Советском Союзе.
Когда я смотрел на Сикорского, у меня складывалось мнение, что у этого человека часто меняется настроение, а вслед за ним и решения. От подавленности и приступов гнева он легко переходил в восторженное состояние.
Покидая Советский Союз, Сикорский благодарил посла Кота и генерала Андерса за «замечательные результаты» их усилий и желал им успехов в будущем.
При прощании было высказано немало взаимных комплиментов, теплых слов, предостаточно дано заверений и различного рода обещаний.
Сначала казалось, что Сикорский, встретившись со злом, вырвет его с корнем. К сожалению, он не только не сделал этого, но даже усилил зло своей снисходительностью.
Еще находясь в Куйбышеве, он подготовил для Андерса инструкцию. Я не привожу ее полностью, так как она была довольно смутная и не особенно подходила для нашей армии и условий, в которых последняя оказалась. В ней говорилось об очень многих вещах, но о важнейших умалчивалось.
Все же в нескольких пунктах Верховный Главнокомандующий выделил вопросы, которые его волновали и за которые он беспокоился. Так, он подчеркивал: «Польская армия в России является неотъемлемой частью Польских вооруженных сил… которые полностью и во всех отношениях подчиняются мне как верховному главнокомандующему… (Она должна)… находиться в постоянной духовной и идеологической связи с верховным главнокомандующим и остальными частями Польских вооруженных сил».
Затем, затрагивая вопрос о взаимоотношениях, которые должны существовать между посольством и армией, Верховный Главнокомандующий писал: «Господин генерал, вы должны постоянно информировать посла Речи Посполитой о важнейших вопросах армии, чтобы он в случае необходимости мог от имени правительства оказать полную поддержку вашим мероприятиям».
Касаясь вопросов организации армии, Сикорский указывал:
«Поскольку вооружение, экипировка и транспортные средства для армии, находящейся в России, за исключением 5-й пехотной дивизии, прибудут из Великобритании, необходимо при организации дивизий и частей армии руководствоваться принципом строгого соответствия английским штатам…»
А в это же самое время (4 декабря) была принята советская организационная система. Инструкцию никогда не пытались проводить в жизнь: она сразу же была забыта, и никто ею не руководствовался.
Так и не решив как следует всех этих вопросов, Сикорский улетел.
ПЕРВАЯ ЭВАКУАЦИЯ
Напряжение в Бузулуке с каждым днем возрастало и становилось все более нетерпимым.
Решение главных вопросов откладывалось. Комиссии на периферию не выезжали. Костяк новых воинских частей еще не был создан, зато командование весьма торопилось с переводом войск на юг. Штаб разрастался, адъютантура также. Теперь в адъютантуре работало уже пять человек. Кроме меня, были еще ротмистр Слизень (офицер для поручений, работавший всего лишь несколько недель), поручик Зигмунт Косткевич (тоже офицер для поручений), вольнонаемные Ганка Романовская и Станислава Мейер (последняя занималась главным образом перепиской). Начал работать в адъютантуре также Анджей Строньский, сын министра, знавший Андерса еще с довоенного времени и вместе с ним состоявший в корпорации «Аркония».
В это время Андерс, довольный тем, что ему удалось протащить план передислокации армии на юг, и уверенный, что он не допустит использования ее на Восточном фронте, который он считал безнадежным, стал позволять себе действия одно сумасброднее другого. Отныне в доме генерала два-три раза в неделю устраивались вечеринки. В них постоянно участвовали около двадцати человек, которые под звуки армейского оркестра веселились и развлекались, как хотели.
Одновременно Андерс, стремясь показать свою власть и силу, стал направо и налево расстреливать людей, иногда действительно Бог знает за что. Довольно часто вина его жертв заслуживала самое большее нескольких дней ареста. Расстреливали главным образом за так называемые самовольные отлучки, которые подводились под дезертирство в военное время. Польская армия в СССР в основном являлась добровольческой армией; тем не менее, конечно, тот, кто изъявил желание служить и был направлен в часть, уже не имел права хотя бы на короткое время самовольно ее покидать. Но часто случалось так, что солдаты, разместившие в окрестных колхозах свои семьи, уходили к ним на праздники или в воскресенье, а затем через день-два возвращались в свою часть. Здесь их задерживали, объявляли дезертирами и решением «правомочных» и «непогрешимых» судов от имени Речи Посполитой приговаривали к смертной казни через расстрел[57].
57
К концу марта 1942 г. польскими военными судами было осуждено 357 военнослужащих, из них 5 — к смертной казни, 23 —к лишению свободы на срок более 3-х лет, остальные — на срок лишения свободы менее 3-х лет. В отношении еще 148 военнослужащих велось следствие. (Прим. ред.)