Люси снова поежилась. ― Здесь ужасно холодно.
― О-о, не уходи пока что, ― запротестовал Кроуфорд. Он передал бокал с вином Аплтону, а затем неуклюже выбрался из пальто. ― Вот, ― сказал он, приблизившись к Люси и накидывая пальто ей на плечи. ― Так ты не замерзнешь. Мы пробудем здесь лишь минуту или две, а я заплатил тебе, чтобы ты обслуживала нас в течение пары часов после закрытия.
― Но не за то, чтобы я мокла под этим чертовым дождем. Но так и быть, пару минут.
Аплтон внезапно огляделся вокруг, словно услышал что-то сквозь резкий шелест дождя. ― Я… я отправляюсь назад, ― сказал он, и в первый раз за вечер его голос утратил привычный самоуверенно-насмешливый тон.
― Кто ты? ― закричал Бойд неожиданно испуганным голосом. Из экипажа донеслись звуки бешеной свалки, и в свете лампы было видно, как карета судорожно заходила ходуном на своих древних рессорах; но ужасный шум, казалось, канул во тьме, угаснув без отголосков между темных рядов деревьев.
― Спокойной ночи, ― сказал Аплтон. Он повернулся и поспешно повел Луизу обратно к зданиям гостиницы.
― Отойди от меня! ― завопил Бойд.
― О Боже, подождите, ― пробормотала Люси, бросаясь вслед Аплтону и Луизе. Дождь неожиданно хлынул еще сильнее, барабаня по гостиничной крыше, подъездной дороге и пустынным ночным холмам, простирающимся на мили вокруг, и сквозь царящий вокруг шум Кроуфорду на мгновение почудился хор высоких, грубых голосов поющих в небе.
Он тотчас бросился вдогонку за скрывшейся троицей, и только когда поравнялся с Люси, сообразил, что собирается бросить Бойда. Как всегда случалось с ним в критические моменты, пара непрошенных картин ворвалась в его разум ― опрокинутая лодка в беспокойном море и паб через улицу от пылающего дома ― и ему совсем не хотелось добавить к этому мучительному списку еще и задний двор этой чертовой гостиницы; так что, когда Люси повернулась к нему, он спешно подыскивал какую-нибудь причину, кроме страха, по которой мог броситься ей вслед.
― Мое кольцо, ― выдохнул он. Обручальное кольцо, которое я… должен отдать завтра моей невесте… оно в кармане пальто. Разреши. Он засунул руку в карман, мгновение пошарил, а затем вытащил с кольцом, зажатым между большим и указательным пальцем. ― Спасибо.
В свете лампы дрогнувшей в ее руке он заметил, что ее лицо обиженно напряглось, но он уже повернулся и решительно бросился сквозь дождь обратно, туда, где из темноты неслись крики Бойда.
― Уже иду, чертов идиот, ― крикнул он, пытаясь усмирить ночь своим самоуверенным тоном.
Он заметил, что несет обручальное кольцо в руке, крепко его стискивая, как моряк во время хирургической операции сжимает зубами пулю[30]. Это было неразумно ― если он уронит его здесь, посреди всей этой грязи, его и за несколько лет потом не сыщешь.
Сквозь шум дождя он услышал рычание Бойда.
Обтягивающие бриджи Кроуфорда были без карманов, и он боялся, что маленькое кольцо спадет с его пальца, если ему придется бороться с Бойдом. В отчаянье он огляделся в поисках подходящей ветки или еще чего-нибудь, на что можно повесить кольцо, и тут заметил белую статую, стоящую возле задней стены конюшни.
Это была выполненная в натуральную величину скульптура обнаженной женщины с левой рукой, поднятой в манящем жесте, и когда Бойд заревел снова, Кроуфорд, разбрызгивая грязь, подбежал к статуе, нацепил кольцо на безымянный палец воздетой каменной руки, а затем бросился к заброшенным экипажам.
Было нетрудно заметить, в какой из них находился спятивший морской лейтенант. Карета ходила ходуном, словно имела магически связанную с ней копию, которая катилась где-то в горную пропасть. Поспешно обогнув ее с боку, Кроуфорд ухватился за дверную ручку и рывком распахнул дверь.
Две руки выметнулись из темноты и сграбастали его за воротник, и он испуганно вскрикнул, когда Бойд втащил его внутрь. Здоровяк толкнул его на воняющее плесенью кожаное сиденье и рванулся мимо него к двери, и хотя паутина гнилой обивки опуталась вокруг ног Бойда, так что он полетел на пол, он все же сумел, до середины высунуться наружу.
На мгновение Кроуфорду снова послышалось далекое пение, и, когда что-то нежно коснулось его щеки, он издал дикий хриплый рык, которому позавидовал бы даже Бойд и резко вскочил на ноги. Но прежде чем он успел перепрыгнуть через лежащего мужчину, он оперся рукой на стену ― а затем немного расслабился. Изодранные нити обшивки торчали, ощетинившись, словно мех на спине рассерженной собаки, и он догадался, что тот же феномен заставил мгновение назад лохмотья измочаленной обшивки сиденья подняться и коснуться его лица.
30
Стискивать зубы (bite the bullet) - выражение восходит к тому времени, когда оперировали без анестезирующих средств и раненые солдаты зажимали в зубах свинцовую пулю, чтобы не кричать от боли.