Байрон встретил их у входа, и, хотя Кроуфорд был поражен, увидев, что тот снова прибавил в весе, Шелли, казалось, был рад этой перемене. В этот миг его, казалось, радовало все на свете. Он заметил, как замечательно видеть, что Байрон все еще живет с Терезой Гвиччиоли, и что она по-прежнему любит выходить наружу в солнечные дни; и с воодушевлением представил Кроуфорда и Джозефину высокому, явно смущенному мужчине, который оказался Ли Хантом, невезучим англичанином, который вместе со своей женой и шестью детьми сел на корабль в Италию, чтобы совместно Байроном и Шелли издавать журнал, о котором они грезили весь прошлый год.
Байрон, очевидно, надеялся засидеться допоздна, разговаривая с Шелли, как они часто делали, прежде чем покинули Пизу, но Шелли сославшись на то, что поездка его утомила, рано отправился спать.
Хант пребывал в дурном настроении из-за нескольких несдержанных замечаний, которые Байрон сделал по поводу скверного воспитания его детей, и тоже удалился к себе, так что в просторном зале вместе с Байроном остались Вильямс, Кроуфорд и Джозефина. Они сидели, потягивая вино, и слушали, как лорд жалуется на слуг и погоду. Байрон, впрочем, казалось, был рад этой компании, хотя Вильямс говорил редко и большую часть времени вглядывался через пару застекленных дверей в темный внутренний двор, а Джозефина несколько раз отвечала на вопросы радостными заявлениями, что одно число, умноженное на другое, дает третье; но Байрон слышал от нее в прошлом так много non sequiturs[330], что только ухмылялся и кивал каждый раз, когда она произносила еще одно, и дважды потребовал, чтобы все они выпили в честь только что произнесенного меткого замечания.
Он как раз добрался до середины повествования о том, как недавно несколько его слуг устроили поножовщину на дороге перед домом, когда всеобщее внимание вдруг обратилось к Вильямсу.
Тот внезапно как-то напрягся, столь сильно, что казалось, закрутилось все его тело. Он стоял на цыпочках, и лоб его почти касался оконного стекла.
Байрон сначала взглянул на него с досадой, но затем с тревогой в голосе сказал: ― Какого дьявола, Эд? Что-то не так? Он грохнул стаканом о стол и начал было вставать, но Вильямс столь повелительно выбросил навстречу руку, что Байрон упал обратно в кресло. Спустя мгновенье Байрон зарделся от смущения и сердито повторил свой вопрос.
― Нет, ничего, ― поспешно ответил Вильямс. ― Я просто… Я не поеду с Шелли в Пизу. Передайте ему, что я остаюсь здесь в Ливорно, чтобы… прикупить кое-какие припасы и отвезти их в Лериче. Я… я возвращаюсь.
Все еще тугой от напряжения он поспешно направился к входной двери и спустя мгновение растворился в ночи. Он оставил дверь открытой, и теплый бриз, благоухающий цветущим в ночи жасмином, взъерошил седеющие волосы Байрона.
Раздражение Байрона исчезло. С выражением утраты на усталом лице он смотрел в распахнутый дверной проем. Наконец он повернулся к дивану, на котором расположились Кроуфорд и Джозефина, и пристально на них посмотрел.
― С вами двоими кажется все в порядке, ― сказал он несколько мгновений спустя. Он поднял бокал, не обращая внимания на лужу, которая образовалась на столешнице, залпом допил оставшуюся жидкость, а затем наполнил его снова из графина стоявшего на полу. ― Что я за друг, если не заметил в нем этого сразу? Он покачал головой и поставил графин обратно. ― Как давно это с ним приключилось?
― Где-то месяц назад, ― ответил Кроуфорд. ― Его жена Джейн, кажется… все еще не тронута. Не укушена.
― Их нужно прежде пригласить, чтоб вас они могли кусить[331], ― заметил Байрон с горькой усмешкой. ― Чертов Шелли. Со вздохом он поднялся и захромал по крытому плиткой полу к возвышающемуся в углу шкафу, а затем что-то нащупал в просторном рукаве своего богато украшенного желто-коричневого жакета. ― Вам, наверное, любопытно… как я защищаю себя и Терезу. Он выудил ключ, отворил шкаф и достал из него пистолет и полотняный мешочек. К краске этого дома примешано порошкообразное железо, а дерево глубоко протравлено морилкой, щедро сдобренной чесноком, к тому же вокруг окон боярышник и крушина, да и просто наесться чеснока здесь несложно, а вокруг дома у меня есть несколько пушек, заряженных подходящей картечью. Он перебросил Кроуфорду полотняный мешок, а затем вернулся на свое место, держа пистолет направленным в пол.
Кроуфорд высыпал на ладонь несколько тяжелых пуль. Они были серебряные, с маленьким деревянным шипом, вставленным через центр и отшлифованным заподлицо.
― Дважды я стрелял в этих демонов на заднем дворе, ― заметил Байрон, ― оба раза безрезультатно.
330
Нон сиквитэ (лат. non sequitur ― буквально "из этого не следует") - неочевидное высказывание. Предположение или вывод, которое не следует из общеизвестного или установленного ранее.
331
They have to be bidden before you can get bitten - Их нужно прежде пригласить, чтоб вас они могли кусить.