― Я встретил того, кто, по-видимому, был им ― одной из его проекций ― в кафе возле Большого Канала[341], ― задумчиво сказал Кроуфорд. ― Он не особо скрытничал ― сказал, что его зовут Вернер фон Аргау.
― Полагаю ему и не нужно скрываться, ― вставила Джозефина. ― Единственной вещью, которую он от тебя утаил, было ― дай ка подумать, то обстоятельство, что ты сам того не зная содействовал делу нефелимов, лучше чем любой Австриец.
― А также то, что лекарство, которое он мне для тебя дал, должно было тебя убить, ― сказал Кроуфорд.
― Конечно, должно было, ― сказал де Лож, столь энергично кивая, что Кроуфорд подумал, его источенная водой коряга-шея надломится. ― Австрийцы черпают свою власть из альянса, которым Вернер сковал себя с оживленным нефелимом, так что они делают все что могут, чтобы этот нефелим оставался счастливым ― а… бывшая жена этого молодого джентльмена, ― сказал он, указывая на Кроуфорда, ― была бы очень счастлива узнать о твоей смерти. Эти создания искренне нас любят, но они ужасно ревнивы.
В этот миг внизу на дороге показался свет факела, пробивающийся из-за деревьев, и Кроуфорд подумал было предупредить Джозефину; но затем решил, что слуги Байрона без сомнения управятся с любыми непрошеными гостями. Пистолет Байрона был все еще заткнут за его ремень, и он нервно его нащупал.
― Кто вы такой? ― спросила Джозефина. ― Откуда вы все это знаете?
Немыслимо древний старик усмехнулся, и его лицо отразило столько вызывающего отвращение знания, что Кроуфорду пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отвести взгляд. ― Мое истинное имя Франсуа де Лож, ― хотя запомнили меня под другим. Я родился в тот год, когда Жанну д’Арк сожгли на костре, и был студентом Парижского Университета, когда меня угораздило влюбиться.
Он тихо засмеялся. ― Недалеко от Университета, ― продолжал он, ― перед домом некой Мадемуазель де Брюйер, стоял большой камень ― вы видели его, сэр, когда злоупотребили моим гостеприимством. Студенты университета, должно быть, чувствовали его… странность, так как среди них он был известен как Le Pet-au-Diable, Бздех Дьявола. Я же никогда не называл его так ― как-то ночью я увидел женщину, в которую он превратился, и я ее боготворил. Вы знаете, о чем я говорю.
Он улыбнулся этому воспоминанию. ― Кода мне было тридцать два, я оставил Париж и суетную толпу и много, много лет странствовал вместе с ней, был ее счастливым любимцем. Я был в кругу моей новой семьи, и я встретил других подобных мне ― в том числе и самого Вернера, человека, который снова представил друг другу наши два рода. Четверки и Двойки под пристальным взглядом вечных троек.
Кроуфорд сдвинул брови и оторвался от окна. ― Это ведь загадка, да? Та самая, которую нам загадал сфинкс на вершине горы Венгерн. Что она означает?
― Ты не знаешь? Де Лож удивленно покачал головой. ― И что же ты сделал, просто угадал правильный ответ? Ответ, который по легенде дал Эдип, здесь не годится ― легенда здесь довольно точна, но все же недостаточно.
Кроуфорд попытался припомнить, как дословно звучала та загадка. Кто ходил на четырех конечностях, когда солнечный свет еще не изменился, а теперь имеет две, но когда солнечный свет изменится вновь и свет уйдет, будет снабжен тремя? Я подумал, что эта загадка своеобразное… ритуальное требование вежливого признания. Так что вместо «человек» я сформулировал ответ более широкий, чтобы он включал также и нефелимов ― я сказал: «Разумная жизнь на земле».
Старик хмуро кивнул. ― Это была счастливая догадка. Тебе также повезло пройти мимо призрака, который охраняет преддверие, того самого, о котором Гёте упоминает в Фаусте. «В ней каждый видит первую любовь[342]», ― говорит Мефистофель Фаусту. На самом деле, этот фантом для каждого вторгшегося выглядит как человек, которого он любил, а затем самым безобразным образом предал.
Джозефина покраснела, но все же нашла в себе силы еле-еле улыбнуться. ― Так на что она ссылается? ― спросила она. ― Я имею в виду, загадка.
― На скелеты, ― ответил ей де Лож. ― Ваш друг Шелли знает об этом. Почитайте его Освобожденного Прометея; «Сфера, что словно многие тысячи сфер[343]»… Английский де Ложа был еще хуже, чем его французский, к которому он тотчас же милосердно вернулся. ― Материя, каждый клочок того, что составляет этот мир и нас самих, состоит из того, что древние Греки называли атомы ― это крошечные сферы, приводимые в движение той же самой силой, что заставляет молнию обрушиваться с небес на землю, а огни святого Эльма плясать на реях[344] кораблей.
341
Гранд-канал или Большой канал (итал. Canal Grande, анг. Grand Canal) ― самый известный канал Венеции, при этом каналом в строгом понимании не является: это не искусственно прорытое сооружение, а бывшая мелкая протока между островами лагуны, одним из которых является Риальто. Канал проходит через весь город. Набережных у канала практически нет, их заменяют фасады домов, выходящих на канал. Эти дома, как правило, построены на сваях, при этом имеют два выхода ― на сушу и на воду.
342
343
344
Spars ― реи. Рея ― горизонтальное рангоутное дерево подвешенное к мачте за середину. Предназначена для постановки прямых парусов, крепления сигнальных флагов и т.д. В горизонтальной плоскости рея может поворачиваться с помощью брасов.