Несколько секунд Шелли всматривался в исхудавшее лицо своего друга, затем нежно и грустно улыбнулся в ответ. ― Ну, ― сказал он, ― еще раз все взвесив, думаю, что лучшего кормчего для этого путешествия мне не найти. Он обернулся к Кроуфорду и протянул руку. ― Ступай, ― сказал он. ― Сейчас, пока ты все еще можешь сделать это для нас всех.
Пожимая руку Шелли, Кроуфорд думал о том, как впервые увидел его шесть долгих лет назад лежащим без сознания на улице Женевы. Мысль о всех утратах, которые Шелли пережил с тех пор, о собственных седых волосах, хромоте и шрамах, и потерянном глазе и изувеченной руке Джозефины ― обо всех смертях и страданиях ― сдавила Кроуфорду горло, так что он никак не мог подобрать подходящих прощальных слов.
― Жаль, ― только и сумел сказать он, поднимая железный кейс, ― что мы так и не успели узнать друг друга получше.
Шелли улыбнулся, и когда Кроуфорд отпустил его руку, он еще больше привел свои волосы в беспорядок. ― Теперь уже едва ли остался кто-то, кого можно узнать ― так что отправляйся. Он потянулся и похлопал выступ на пиджаке Кроуфорда, где лежала склянка с кровью. ― Передай Мэри, что я… ее люблю.
Кроуфорд использовал часть оставшихся денег Шелли, чтобы нанять самое на его взгляд быстроходное судно, какое нашлось в порту, и когда они с Джозефиной поднялись на борт, и одномачтовый шлюп устремился на север, скользя по прозрачной голубой воде, он дохромал сквозь ветер, несущий мелкие брызги, на нос корабля и стоял, всматриваясь вперед, навстречу тому, что так или иначе должно было стать кульминацией последних шести лет его жизни.
Ему по прежнему было далеко до уверенности, что он сможет сделать то, что пообещал: выполнить процедуру, которая защитит Джозефину и заодно спасет Мэри и ее маленького сына ― но также лишит его всякой надежды на долгожительство, которым вот уже несколько столетий наслаждались де Лож и Вернер фон Аргау. Возможно, когда-нибудь он сможет снова стать заурядной жертвой, если сумеет найти хищника-нефелима, чтобы окунуться в его разрушительную страсть, но ему, безусловно, больше никогда не представится шанс снова вступить в семью.
Им-то легко было ждать от него такой жертвы. Де Лож уже прожил несколько веков безмятежной жизни; Шелли видел, как умерли почти все его дети, но все еще мог спасти оставшегося; а Джозефине никогда даже и не предлагали стать членом семьи.
Он достал пузырек с кровью Шелли из кармана и подумал, как легко было бы просто уронить его за борт, в океан.
Он бросил взгляд на Джозефину, которая, с закрытыми глазами, сидела позади, возле мачты, что-то проговаривая ― очевидно старую добрую таблицу умножения. Ее лоб блестел от пота. Он попытался увидеть в ней обузу, ненавистную ответственность, которую он случайно взвалил на себя, и что-то в бездонном небе, казалось, помогало ему в этих мыслях ― внезапно Джозефина стала казаться слишком материальной, слишком горячей и живой, слишком скоропортящейся, словно какая-нибудь снедь, выставленная на продажу на рынке на открытом воздухе, где приходится отгонять жужжащие полчища мух, чтобы увидеть, что перед тобой за товар, овощ или мясо.
Но, несмотря на то, что какая-то сила помогала ему видеть в ней недолговечный ядовитый плод ― словно гриб-дождевик, вырастающий поутру на лужайке, а на закате лопающийся, выпуская облако дыма ― что-то внутри него, что-то исполненное большей силы, заставляло видеть Джозефину в других обстоятельствах: он видел ее беспомощной в море, пока он, ничего не делая, глядел на нее сверху; пойманной в ловушку в горящем доме, пока он напивался поблизости; изуродованной в кровати, в которой он заснул и продолжал спать.
А затем он вспомнил, как она вытащила его и Байрона из пропасти на вершине Венгерн; и как она целовала его ртом, полным стекла и чеснока, на Римской улице; и вытащила его из моря и разминала его ногу своими измученными руками; а также вспомнил пляж, на котором они впервые предавались любви, в тот день, когда у Мэри случился выкидыш.
И несчастно положил пузырек обратно в карман.
Немногим позже, когда солнце перевалило за полдень, судно легло в дрейф и спустило паруса, и Кроуфорд и Джозефина, перебравшись через планшир, вброд направились к берегу, в нескольких сотнях ярдов к югу от Каза Магни; весь путь занял не больше пяти часов.
Солнце, словно застывшая на месте шаровая молния, ослепительно сияло в выжженном пурпурном небе.
― Она будет слабой, ― хрипло сказал Кроуфорд Джозефине, волоча палку по раскаленному белому песку, на котором он рисовал пентаграмму, ― так как сейчас день. Но она все равно придет, потому что будет думать, что Шелли и я в опасности, а она… Его горло судорожно сжалось, и он вынужден был остановиться, прежде чем продолжил… ― она любит нас. Он стянул пиджак, но по лицу все равно градом катился пот, насквозь пропитывая рубаху.