Ответа не последовало, и он с вопросительным выражением повернулся к Антонии.
― Она сказалась больной, сэр, ― сказала Антония. ― Солнце режет ей глаза…
Кроуфорд повернул ручку и отворил дверь. Занавески на окнах были плотно задернуты, не пропуская внутрь солнечный свет, но он увидел Джозефину, в ночной сорочке лежащую поперек кровати. Ее потные волосы спутанными прядями обвивали лицо и шею, словно она была утопленницей доставленной сюда на опознание. Окно было открыто, но занавески едва шевелились в стоячем расплавленном летнем воздухе.
На негнущихся ногах он приблизился к кровати и приложил руку к ее лбу. Кожа на нем была сухой, а его глаза достаточно приспособились к полумраку, чтобы он разглядел, насколько бледной она была.
Он нерешительно потянулся и отвел в сторону влажные пряди волос, облепившие ее горло. На белой коже отчетливо виднелись две красные отметины укуса.
«Нет, ― спокойно, почти обыденно, хотя сердце, словно кузнечный молот, грохотало по ребрам, отметил он. ― Только не это. Этого не могло случиться. Нет»… Он опустился на пол возле кровати, и понял что плачет, только когда осунувшееся лицо Джозефины затуманилось и растворилось в узоре штор, словно лицо, угадываемое в смятых контурах постельного белья, исчезающее, стоит лишь немного подвинуться.
«Только не теперь, ― думал он, ― не теперь, когда я, наконец, освободился от ламии, теперь, кода мы с Джозефиной слишком стары и разбиты, чтобы снова взбираться на Альпы»…
Он сморгнул слезы и увидел, что ее глаза чуть-чуть приоткрыты, косясь на него сидящего снизу. ― Дорогой! ― прошептала она. ― Приходи сюда ночью. Мы все еще можем быть все вместе… Ее губы изогнулись в натянутой улыбке.
И тогда он бросился бежать, перепрыгивая по две ступеньки за раз, а потом его больная нога подвернулась, и он скатился вниз на усыпанный песком пол первого этажа, вывихнув лодыжку и крепко приложившись головой о каменные плиты.
Он вспомнил насылающее безысходность поле, что словно дозвуковая вибрация висело над вершиной Венгерн. В этот миг он всем своим существом жаждал еще раз окунуться в его гнетущую трясину, так как боялся, что ему недостанет силы характера, чтобы застрелиться, или принять яд, или прыгнуть с высоты, без такой посторонней помощи.
«Нашел о чем беспокоиться, ― уныло подумал он, хромая к морю сквозь устилающий берег песок, а затем начал с трудом пробираться вброд к дожидающейся его лодке; ― несомненно, должны найтись и другие способы ― не столь резкие как пистолет, цианид или высокий балкон, но в этом затяжном деле сгодится каждая мелочь. И веры во мне осталось ровно настолько, чтобы знать, я что-нибудь отыщу».
ГЛАВА 19
Голова моя тяжела, изнурены усталые члены,
И не жизнь уж теперь движет мной.
— Перси Биши Шелли
Байрон, прищурив глаза, смотрел на воды узкого канала Ливорно, блестевшего в солнечном свете внизу справа от него, и, несмотря на все отвратительные вещи, что он слышал о месте, в которое направлялся, он с нетерпением ожидал момента, когда туда доберется, так как его осведомители все в один голос твердили, что место это очень мрачное.
На нем была широкополая шляпа, отчасти для того, чтобы его не могли опознать в этом захудалом районе, но, главным образом, чтобы защитить его от солнца ― его кожа всегда была склонна к бледности, но в последнее время она казалось обгорала на солнце столь же легко, как какой-нибудь британский клерк в свой первый день в отпуске.
Байрон был в скверном расположении духа. Его сегодняшняя затея, скорее всего, обернется лишь потерей времени, а время, казалось, было как раз тем, чего ему в последние дни не хватало; из-за Хантов и их совершенно невоспитанных сопляков, гостящих в Каза Ланфранки на этаж ниже его апартаментов, Клэр Клэрмонт, Мэри Шелли и Джейн Вильямс, бродящих погруженными в горе, и всех этих встреч с итальянскими санитарными властями, он был счастлив получить, наконец, возможность покончить со всеми делами, связанными с Дон Жуаном.
И вот назавтра ему предстоит отправиться на эксгумацию и кремацию тела Эдда Вильямса, а еще через день то же самое нужно проделать с телом Шелли.
Он не особо горел желанием это делать. Тела были погребены в неглубокие песчаные могилы почти четыре недели назад, и он не был уверен, что было бы большим потрясением: снова их откопать, или обнаружить могилы пустыми. Последнее было вполне возможным ― морская вода, чеснок и серебро, с которыми санитарные власти их похоронили, должны были их замедлить, но все равно они пробыли в земле гораздо дольше, чем Аллегра. Хотя, возможно, маленькие тела преобразовываются быстрее.