После того, как он покончил со своими упражнениями ― он мог теперь подтянуться двенадцать раз кряду ― Кроуфорд провел день, гуляя по Пизе, замечая места, где они были с Джозефиной, и яростно мечтая, чтобы они поженились тогда, когда впервые прибыли в этот город, и никогда не возобновляли знакомства с этими проклятыми поэтами. Возвратившись в дом Байрона, он пару часов пил брэнди в своей комнате, а затем спустился вниз и на кухне съел полента и минестроне. В конце концов, он почувствовал, что хочет спать и вернулся обратно в холл.
Он остановился перед ведущей на кухню аркой. В тусклом свете от пары ламп в нишах на стенах, парадный холл палаццо Ланфранки выглядел в эти дни загроможденным товарным складом ― повсюду грудились ящики с книгами, статуями и посудой, а из стоящей у входа бочки, словно оставленные гостями зонтики, торчали с десяток богато украшенных мечей и ружей. Царившее здесь обычно благодаря детям зловоние прокисшего молока и испорченной пищи перебивали отдающие плесенью испарения старой кожи.
Кроуфорд пробрался между ящиков к бочке и извлек из нее старую саблю, и, вытянув ее из ножен, начал рассматривать клинок, когда на мостовой снаружи раздались шаги, и входная дверь тяжело отворилась.
Хобхаус шагнул внутрь, бросил взгляд на Кроуфорда и, придушенно вскрикнув, метнулся назад. Спустя мгновение внутрь ворвался Байрон с пистолетом в руке, но, увидев Кроуфорда, нахмурено расслабился.
― Это всего лишь Святой Михаил, ― позвал он сквозь раскрытую дверь, ― ищет своего змея.
Хобхаус снова показался на пороге, и Кроуфорд поспешно вложил меч в ножны и запихал его обратно в бочку.
― Ты, должно быть, не узнал старину, ― сказал Байрон Хобхаусу, ― но он был моим личным врачом во время того путешествия, что мы совершили через Альпы в 16-ом.
Хобхаус удивленно посмотрел на Кроуфорда. ― Святой Михаил, да? Начинаю припоминать, ― задумчиво сказал он. ― Ты его уволил, за разговоры о живых камнях, верно? Кроуфорду он сказал: ― Я рад, что вы здесь.
Байрон и Кроуфорд удивленно на него посмотрели
― Ты… вроде бы что-то говорил по поводу брэнди, ― заметил Хобхаус Байрону.
Лорд кивнул. ― Наверху, ― сказал он, указывая путь пистолетом, который все еще держал в руке. Он заметил это и положил его на один из ящиков.
― Нет, захвати его с собой, ― сказал Хобхаус, ― и своего доктора тоже.
Байрон все еще хмурился, но теперь одновременно улыбался. ― Он больше не мой…
Хобхаус уже начал пробираться через сужающийся коридор между ящиков. ― Все равно, кем бы он там ни был, ― бросил он через плечо, ― захвати его тоже.
Байрон пожал плечами и махнул рукой в направлении лестницы. ― После вас, доктор.
Со стен столовой Байрона были сняты все картины, и едва заметные белые квадраты отмечали на штукатурке те места, где они висели. Хобхаус закрыл окна, пока Байрон разливал брэнди.
Хобхаус сел и сделал глоток. ― Я говорил недавно с твоей сводной сестрой Августой, ― сказал он Байрону. ― Она показала мне камни, что ты прислал ей тем летом, когда мы путешествовали по Альпам. Маленькие кристаллы с Мон Блан. Она также показала мне некоторые из твоих писем.
― Я был пьян все то лето, ― запротестовал Байрон, ― те письма, наверное, просто…
― Расскажи мне, что у тебя общего с этим движением Карбонариев.
― Я… ― Байрон, подняв бровь, покосился на своего старого друга. ― Ну, я мог бы тебе сказать, что помогаю им свергнуть их новых Австрийских правителей, верно?
― Да, ты бы конечно мог. Но я был там, когда ты повстречал Маргариту Когни, помнишь? Хобхаус повернулся к Кроуфорду. ― Это произошло в Венеции, летом 1818-го; как-то вечером мы выехали на конную прогулку и повстречали двух девушек, крестьянок, и Байрон сказал, что одна ему приглянулась, а мне понравилась другая.
Он обернулся к Байрону. ― Когда я остался один, ― продолжил Хобхаус, ― я обнаружил, что она хочет меня укусить. И она меня заверила, что вторая девушка ― Когни, хочет от тебя того же самого. Я всегда пытался оградить тебя от… неподходящих женщин, и если ты помнишь, пытался уговорить тебя отделаться и от нее тоже. Но тогда… я думал, что просто пытаюсь спасти тебя от любовницы с извращенными вкусами.
Байрон был заметно взволнован его словами. ― Боже правый, Хобби, я рад, что ты не дал ей себя укусить. Он вздохнул и жадно глотнул брэнди. ― Видишь ли, Карбонарии пытаются выдворить Австрийцев ― и я думаю, у них есть на то все основания.
Он поднял руку, призывая Хобхауса помолчать. ― Но, ― продолжил Байрон, ― ты прав, это далеко не единственное, что меня с ними связывает. В глазах Карбонариев род, к которому принадлежит Маргарита, гораздо более реальный враг, чем какая-то абстрактная категория австрийцев. У Карбонариев имеются методы, позволяющие держать этих созданий в узде, и я этими методами пользуюсь. Ты, должно быть, заметил, что Тереза вполне земная женщина и до сих пор невредима ― так же как и Августа и ее ребенок, и моя бывшая жена и ее ребенок.