Он закрыл дверь, вскарабкался обратно на козлы и снова тронул карету в путь.
Когда они пересекали границу, Джозефина была столь очевидно больной и бессвязной, а объяснения Кроуфорда, что ей нужно в больницу в Парме столь отчаянно убедительными, и взятка его столь привлекательной, а зловоние чеснока столь ужасающим, что охраняющие границу стражи без промедлений позволили им проехать, и они направились дальше на восток, по дороге, которая должна была привести их вниз по ту сторону гор.
Отъехав на несколько сотен ярдов, Кроуфорд остановил карету и спустился вниз. Он растормошил Джозефину достаточно, чтобы она смогла поесть вместе с ним хлеба и сыра, и заставил ее попить воды, напоминая себе, что в скором времени неплохо бы остановиться на отдых.
Она слабо пыталась ругаться на него, когда он снова начал связывать ее руки и лодыжки. Внезапно он осознал, что ругается на нее в ответ, и заставил себя остановиться.
Каждые несколько миль по краям дороги стояли приподнятые на столбах небольшие деревянные распятья, защищенные миниатюрными черепичными крышами, и к тому времени, как солнце, незаметно перемещаясь по небу, добралось до зенита, а затем начало отбрасывать тень Кроуфорда под копыта лошадей, Кроуфорд обнаружил себя молящимся посеревшим от непогоды маленьким фигуркам.
Не то чтобы он молился именно Иисусу, скорее всем богам, которые заботились о человечестве и пострадали за это; в голове, наслаиваясь на видения деревянного Христа, вились неуловимые мысли о Прометее[397], прикованном цепями к скале и стервятнике, непрестанно терзающем его внутренности ― и Бальдере[398] прибитом гвоздями к дереву, вокруг корней которого, там где упали капли его крови, выросли цветы ― и Осирисе, разрубленном на части рядом с Нилом[399].
Его одиночество на сиденье кучера скрашивала старая добрая фляжка, и выпитое брэнди вкупе с усталостью и однообразными звуками и движениями, сопровождающими поездку, незаметно погрузили его в похожее на сон оцепенение.
Эх, было бы у него время, а так же молоток и гвозди. Он бы остановил карету и отправился вбить eisener breche в лицо одного из этих деревянных Спасителей ― это было бы жестом уважения к их жертве, символом солидарности, а отнюдь не вандализмом ― и после нескольких часов размышлений об этом, он начал представлять, как делает это.
Человеческая фигура, в охватившем его отчетливо-ярком наваждении, подняла деревянные веки и пристально посмотрела на него своими крошечными, но без сомнений человеческими глазами, а затем по исполненным муки чертам грубо вырезанного лица побежала вниз алая кровь. Деревянный рот изваяния раскрылся и произнес.
― Accipite, et bibite ex eo omnes.
«Примите и пейте из нее все», ― мысленно перевел он эту латинскую фразу.
Он был почти уверен, что это строка из католической мессы, произносимая, когда священник превращает воду в Христову кровь.
Затем он заметил, что под распятьем висит ржавая железная чаша[400], и кровь сбегает в нее по худым деревянным ногам. Он потянулся к чаше, но в этот миг на солнце набежало облако, и на погрузившемся в полумрак кресте висел уже не спаситель, а он сам, наблюдая чьими-то глазами, как он вонзает eisener breche в бок распятой фигуры.
Из раны хлынула вода, и ему не нужно было ее пробовать, чтобы знать, что она была соленой ― морской водой. Вода прибывала и темнела, а затем, заполнив подвал, хлынула наружу в Арно, которая каким-то образом одновременно была и Темзой и Тибром, и понеслась к морю; маленькая крыша над распятьем превратилась в корабль, но он к этому времени был уже слишком далеко в море, чтобы Кроуфорд мог разобрать, что за судно это было. Дон Жуан? Может быть ковчег? «Одно из них ― чтобы спасти нас от моря, ― головокружительно подумал он, ― другое ― чтобы предать в его объятья».
Он осознал, что фляжка опустела, и что солнце за их спиной опустилось. Они были теперь внизу, посреди поросших лесом предгорий, и он, прищурившись, посмотрел на оставшиеся позади пламенеющие красным закатным свечением горные пики, через чьи каменные владения путешествовал их маленький сухопутный корабль, островок теплой жизни посреди холодного величия гор, и он поежился и поблагодарил привидевшегося ему Христа, или кто бы это ни был, за лошадей и даже за Джозефину.
Где-то впереди простирался окруженный стеной древний город Парма ― некогда город галлов, затем важный город Римской Империи, а ныне, с благословления Австрийцев, принадлежащий французам; его величественные сады и променады[401] по праву считались одними из самых прекрасных в Италии. Но мысли Кроуфорда были сейчас от этого далеки. Сейчас он думал лишь о том, как отыскать какую-нибудь конюшню. Конюшню, в которой найдется солома, чтобы им с Джозефиной не пришлось спать в зловонной карете.
397
Прометей - в греческой мифологии титан, похитивший огонь у богов Олимпа и передавший его людям. За это по приказу Зевса он был прикован к скале и обречен на постоянные муки: каждый день прилетал орел и расклевывал его печень, которая за ночь отрастала снова. Освободил Прометея и убил орла Геракл. Образ Прометея получил отражение в литературе (Эсхил, П. Б. Шелли и др.)
398
Balder (Бальдер, Бальдр, Бальдур) ― в скандинавской мифологии сын верховного бога Одина и матери богов Фригг. Один из богов-асов, юный и прекрасный бог весны. Бальдер ― самый светлый среди асов, с его приходом на земле пробуждается жизнь и все становится краше. Он живет в Асгарде, в чертоге Брейдаблик, где не допускаются дурные поступки. Согласно мифу юному Бальдеру стали сниться зловещие сны, предвещавшие его смерть. Боги с помощью провидицы узнали, что Бальдер умрет от руки слепого бога Хёдура (Hödur - Хёдур, Хёд). Фригг взяла клятву со всех вещей и существ, что они не повредят ее сыну, забыв попросить об этом лишь слабую ветвь омелы, подобно тому, как мать Ахиллеса забыла пяту своего сына. Однажды, когда боги забавлялись стрельбой в ставшего неуязвимым Бальдера, злокозненный Локки (выведавший хитростью у Фригг, что омела клятвы не давала) подсунул прут из омелы слепому богу Хёдуру, и тот убил ею бога света с солнечным сердцем. Смерть Бальдера предшествовала гибели богов и всего мира. В обновленном мире Бальдер вновь оживает.
399
Осирис (Озирис) (лат. Osiris) ― бог возрождения, царь загробного мира в древнеегипетской мифологии. Осирис был старшим сыном бога земли Геба и богини неба Нут, братом и мужем Исиды. Царствуя над Египтом, Осирис научил людей земледелию, садоводству и виноделию. Брат Осириса Сет, злобный бог пустыни, решил погубить Осириса, чтобы править вместо него. Сет изготовил по мерке старшего брата богато украшенный саркофаг. Устроив пир, Сет пригласил на него Осириса и объявил, что саркофаг будет подарен тому, кому придется впору. Когда Осирис по примеру других гостей улегся в него, Сет и его сообщники внезапно захлопнули крышку и залили ее свинцом. После этого они бросили саркофаг в воды Нила. Ящик вынесло в открытое море и принесло волнами к финикийскому берегу. Там его и нашла Исида. Вернувшись в Египет, Исида спрятала тело Осириса в дельте Нила. Здесь оно было случайно найдено охотившимся Сетом. Он разрубил тело на четырнадцать частей и разбросал их по всему Египту. Ра, сжалившись над оплакивающей своего мужа Исидой, послал шакалоголового бога Анубиса, который собрал разрубленные части Осириса, после чего забальзамировал и запеленал его тело. Фаллос Осириса так и не был найден. Исида вылепила его из глины и прирастила к собранному телу Осириса. Превратившись в соколицу ― птицу Хат, Исида распласталась по мумии Осириса и зачала от него сына Гора. Возмужав Гор сразился с Сетом и дал мертвому Осирису проглотить свое волшебное Око, вырванное Сетом в начале битвы. Воскресший Осирис оставил трон Гору, а сам стал царствовать и вершить суд в загробном мире. Осирис в разные времена соединял в себе культ умирающего и воскресающего бога, Луны и загробного судьи на страшном судилище.
400
На Тайной Вечере Иисус Христос произносит следующие слова. Над хлебом: «Примите и вкусите от него все: ибо это есть Тело Мое, которое за вас будет предано». Над чашей: «Примите и пейте из нее все: ибо это есть чаша Крови Моей, Нового и Вечного завета, которая за вас и за многих прольется во отпущение грехов. Это совершайте в память обо мне». Во исполнение данного завета во время Божественной Литургии (Мессы) происходит освящение Даров ― хлеба и вина, которые становятся Телом и Кровью Христа.