Кроуфорд сделал большой глоток вина и почувствовал, как жизненные силы снова возвращаются к нему. ― Нефелимов?
― Ты, похоже, не знаток библии, ― заметил Байрон. ― «Были же во дни оны на земле исполины». Нефелимы[135] и были теми «исполинами на земле», где они жили в стародавние времена, потомками Лилит, которые временами входили к сынам и дочерям человеческим ― это один из способов, которым они могут размножаться, через лоно человеческой женщины. Как-нибудь спроси об этом у Шелли, только выбери момент поспокойней. Это те самые существа, от которых Бог пообещал защищать нас, когда простер в небе радугу, как символ своего завета.
― Я думал, это было обещание, что больше не будет Потопов.
― Нет ― ты когда-нибудь читал греческую версию потопов? Девкалион и Пирра[136]? Карета подпрыгнула в выбоине на дороге, и часть вина выплеснулась из бокала Байрона на его рубашку, но он, казалось, этого не заметил.
― Конечно. Они единственные уцелели после потопа, и оракул повелел им вновь населить Землю, бросая кости их матери за спину; они догадались, что их матерью была Земля, и они бросали камни за спину, шагая по укрытой илом земле, ― голос Кроуфорда становился все более задумчивым, ― и камни, которые они бросали, начали превращаться в людей.
Мысль о бросаемых камнях напомнила ему о святом Стефане, которого забили камнями до смерти, и внезапно он осознал, что фраза «хлеба святого Стефана» отсылала к камням ― опасным камням.
― Почти так, ― сказал Байрон. ― На самом деле это гораздо более древняя история, которую первобытные историки перемешали затем с собственными преданиями о сравнительно недавно произошедшем потопе. Существа, в которых обратились камни, выглядели как люди ― но это была лишь мимикрия ― на самом деле они были представителями совсем другого рода ― нефелимов. Радуга, о которой я упомянул, указывает на то, что природа солнечного света однажды изменилась, Бог знает, когда это было, и теперь он для них губителен ― в больших дозах он может даже вызвать их кристаллизацию, заморозить их на месте. Они превращаются в своеобразный грязный кварц. Жена Лота была одним из этих существ, и именно это с ней и случилось ― так что столб, в который она превратилась, не был на самом деле соляным.
― Так кристаллы кварца отпугивают их, потому что это… осколки их мертвых друзей?
― Не только поэтому. Изрядно уже захмелевший, Байрон взмахнул рукой в воздухе, подыскивая аналогию. ― Вот скажем, если бы ты был стаканом воды, в котором растворены три дюжины ложек сахара, ты бы ― ну я не знаю ― собирал леденцы?
― Э-э… о! Я понял! Это может вызвать кристаллизацию всего стакана.
― Именно! Не думаю что это биск… э-э, большой риск[137] для них, я слышал, что если только они не истощены, они могут превращаться в кристалл или камень, а потом обратно без какого-либо… с родственной безнаказанностью, но все равно это их отталкивает. Он устало кивнул и указал на чашу Кроуфорда. ― И вино, выпитое из аметистовой чаши ― а аметист тоже кварц ― хоть и крошечный, но все же бесспорно первый шаг к твоему освобождению. Это поможет тебе очиститься от недомоганий, вызываемых этими существами ― так что допивай. Байрон осоловело ему подмигнул. ― Если, конечно, ты на самом деле хочешь освободиться от существа, которое это с тобой сделало.
Кроуфорд поднял было чашу, но затем она нерешительно замерла в воздухе. Он нервно облизнул губы, а его лоб внезапно покрылся холодной испариной ― но мгновением позже он запрокинул чашу, осушил ее в три мощных глотка и протянул за добавкой.
― Ну что ж, начало положено. У тебя есть семья? Братья, сестры?
Кроуфорд помотал головой.
― Нет? Нет близнеца-половинки, твоего зеркального отражения, которого ты пытаешься спасти? Тогда ты, должно быть, разделил самого себя ― и теперь один из тех, кто «подобен двум изнуренных пловцам, что вместе сцепились и тащат друг друга на дно».
Странным образом Кроуфорд обнаружил себя вспоминающим фигуры, вылепленные на овсяной лепешке, которую отказалась разломить Джозефина. ― А вы с сестрой близнецы?
Байрону, казалось, внезапно стало не по себе. Он ответил с видимым принуждением, словно задолжал Кроуфорду некоторую степень искренности. ― Ну, может даже и ближе ― это все моя собственная вина, но именно поэтому Лорд Грэй так ревнует. Эти существа, знаешь ли, весьма ревнивы ― они не хотят, чтобы ты любил кого-нибудь кроме них, даже самого себя. Должно быть, именно поэтому они разрушают семьи: наши семьи ― это продолжения нас самих. Он уныло покачал головой. ― Бедная Августа. Я должен освободиться от этого существа.
135
Нефелим ― буквально падшие. Так же как и Сфинкс, слово не склоняется (уже находится во множественном числе), но так как это не сочинение Захарии Ситчина, думается этим правилом можно пренебречь.
136
Deucalion and Pyrrha - Девкалион, сын Прометея, супруг Пирры, царь Фтии (в Фессалии), спасшийся с женой от потопа и ставший родоначальником нового человеческого рода.