Она вспомнила процедуру, о которой говорил ее ночной гость, альтернативу заготовленному пистолету. Тогда она была совершенно уверена, что пистолет решит ее проблему. Теперь же она раздумывала, сработает ли второй способ в этом странном, залитом красным, замедлившем скорость мире ― очевидно, ее проводник не предполагал, что она окажется здесь ― но больше ей ничего не оставалось.
По крайней мере, любовь к себе ей не мешала.
С прерывающими голос всхлипами, она начать произносить слова, которым он ее научил. Воздух перед ней закипел, уносясь прочь, словно эти слова оскверняли царящую здесь пустоту. Снова ей пришло на ум, что она делает все не так, как задумывал ее друг.
Не прекращая произносить заклинанье, она сдернула очки и со всей силы ударила ими по скале. Одна линза разбилась, и она поймала один из медленно разлетающихся осколков затемненного стекла, заставив его остановиться, а затем, нерешительно разрезая вязкий воздух, потащила его вверх, к лицу.
Ей потребовалась вся смелость и решимость, чтобы сделать это, но литания, вырывающаяся из ее уст, не прервалась ни на мгновенье, когда она вонзила осколок стекла в свой собственный глаз.
Кроуфорд повернулся к стрелявшему в него человеку ― и сердце упало у него в груди, так как он узнал Джозефину, и спросил себя, не придется ли ему однажды убить ее. Затем он увидел темную полосу, спускающуюся по ее лицу, и понял, что она истекает кровью.
«Боже, ― обессилено подумал он. ― Надеюсь, пистолет взорвался у нее в руке, и теперь она умирает».
Она, казалось, вытаскивала, что-то из своего глаза. Что бы это ни было, она вдавила его в камень, и он услышал ее всхлип: «Приди, будь ты проклят ― прозри, как некогда он был зрячим».
На камне начали образовываться большие наплывы. Они вспучивались вверх, словно его вершина была мокрым пологом, рассматриваемым вверх ногами. Внутри выпуклостей начали проступать углы, а затем Кроуфорд различил шары с углублениями похожими на глазные впадины.
Байрон попытался идти сквозь загустевший воздух, затем изрыгнул проклятье и просто поплыл. Двигаться так было неудобно, и вначале он беспомощно трепыхался на месте, но, немного приноровившись, все же доплыл по-лягушачьи до того места, где стоял Кроуфорд.
― Кто это? ― спросил Байрон, взбивая воздух сбоку от Кроуфорда. ― И что, черт возьми, за дьявольские штуки вырастают вокруг нее?
Выпуклости лопались, высвобождая извивающиеся отростки рук и гримасничающие головы, которые мерзко блестели в пламенеющем свете… но они все срастались вместе, образуя отвратительное многоножчатое чудовище вместо отдельных фигур, и добрая их половина, похоже, была частично замурована в камне.
― Какая разница? ― ответил Кроуфорд, отталкиваясь от земли, и расставил руки, собираясь поплыть тоже. ― Давай выбираться отсюда. Он начал пробиваться через воздух, направляясь к месту, где они взобрались наверх.
Отвоевав несколько ярдов, он оглянулся на Байрона. ― Этот эффект замедления времени скорее всего кончается на краю ― не вздумай заплывать дальше.
― Его, ― завопила Джозефина позади Байрона. ― Вы должны схватить его!
Кроуфорд обернулся назад. Джозефина пыталась броситься вслед за ним, но далеко не убежала и теперь молотила руками в нескольких дюймах над землей. В этот миг сплавленные вместе существа схватили ее и начали неуклюже тащить вниз, словно хотели вдавить ее в камень и превратить в одного из них. Быть может, они были немощными призраками людей, что погибли на этой вершине?
«А может им просто по душе ее общество», ― безжалостно подумал он, поворачиваясь назад.
Затем, к его ужасу, существа заговорили, ― и он, против своей воли, обернулся снова. ― Думала, что можешь бросить свою мать, ты, шлюха? ― прокаркала одна из оскальпированных голов, и ее голос сбивающим с толку образом не совпадал с движениями рта, в то время как несколько птичьих рук ощупывали лицо Джозефины. ― После того как убила меня! Какая мать не возненавидит дочь, что убила ее, пока она пыталась подарить ей жизнь?
― Мне пришлось выйти замуж за это ужасное жалкое ничтожество, ― завизжала другая голова, ― так как это был единственный способ сбежать от тебя! А затем он убил меня в брачную ночь! Все из-за тебя ― это ты убила меня!
Несколько суставчатых конечностей влажно обвились вокруг ее лодыжек, и ближайшая голова добавила свой лающий голос к общему бормотанью: ― Я была заперта в твоей голове, пока ты претворялась то Джулией, то механизмом, и гнила там заживо! Ты уничтожила меня, собственную личность, и я ненавижу тебя за это!