― Может быть потому, что это был камень, ― сказал Кроуфорд. ― То есть, я хочу сказать, именно потому, что это был камень. У существ, которые охраняют своих подопечных, которые могут… э-э, скажем, отбросить тень, чтобы помешать им выпить отравленное брэнди, ― с этими словами он взглянул на Байрона, ― может не доставать сил, чтобы остановить или отвести в сторону осколки одного из разумных камней, одного из до сих пор живущих. Может быть, они не могут мешать другим членам семьи. Ну что, это здоровая выдумка?
― О, да, просто превосходная, ― беспокойно поерзав, сказал Хобхаус. ― Снимаю перед вами шляпу, старина. Мне кажется, будет нелишним немного вздремнуть ― что ни говори, вчерашний вечер выдался напряженным…
― Помолчи минуту, Хобби, ― подался вперед Байрон. ― Продолжайте Айкмэн. Предположим это единственный способ, с помощью которого они могут убить кого-то с такими защитниками. Но зачем им все это? Если бы кто-то хотел помешать нам подняться в горы, это одно дело; но зачем пытаться убить нас теперь, когда мы вернулись? Мы больше не представляем для них угрозы. Теперь, когда мы никак не связаны с этими существами.
Против его желания взгляд Кроуфорда вернулся к Юнгфрау. ― Может быть, это не совсем так, ― тихо ответил он.
Байрон тряхнул головой и снова поднял весло. ― Вздор, я не верю в это ― и не собираюсь верить, так и знай. Не хотел бы я вещать как приходской священник[188], но думаю, я все же понимаю в этих материях побольше, чем ты….
Кроуфорд был напуган, и это сделало его несдержанным. ― Скорее уж как бывший катетер[189].
Байрон выдавил из себя скупой смешок, но глаза его заблестели от ярости. ― Хобхаус прав, ― сказал он. ― Мне совершенно не везет с докторами. Он вернулся на свое место возле хорошенькой девушки и начал оживленно беседовать с ней по-немецки.
Хобхаус бросил на Кроуфорда веселый и одновременно сочувствующий взгляд. ― Думаю, ты только что потерял работу, ― сказал он.
Кроуфорд сел и перегнулся через планшир, волоча пальцы четырехпалой руки по холодной воде. ― Надеюсь, я потерял нечто большее, ― ответил он.
Солнечный свет начал пробиваться внутрь через западное окно, и Мэри Годвин отложила перо, потянулась в кресле и выглянула в окно на фасады домов, сады и котов разгуливающих по изгородям вдоль Абби Черчьярд Лэйн[190].
Их, не вписывающаяся в традиционные рамки условностей семья ― она сама, Шелли, их почти одиннадцатимесячный сын Вильям и все более заметно беременная Клэр ― вернулась обратно в Англию немногим более трех месяцев назад; и часто, особенно в подобные часы, когда она сидела и переписывала свой роман, она поднимала взгляд и с испугом встречала на горизонте вырастающие позади Бристольского залива приземистые Уэльские горы, вместо заснеженных величественных пиков Альп.
Шелли заметно беспокоился во время переправы из Гавра[191] в Лондон, хотя это было ничем не примечательное путешествие ― единственное неудобство возникло, когда Лондонский таможенник взялся просматривать каждую страницу рукописи Байрона с третьей песнью паломничества Чайльда Гарольда, очевидно полагая, что Шелли пытается контрабандой ввезти в страну кружева, спрятанные между листами бумаги. Шелли взялся доставить рукопись Лондонскому издателю Байрона и не хотел, чтобы с ней что-нибудь случилось.
Мэри помахала страницей своей рукописи в воздухе, чтобы высушить чернила. Похоже, она единственная, кого захватила задача, предложенная Байроном в тот дождливый вечер, почти шесть месяцев назад, когда она, Клэр, Полидори, Шелли и Байрон сидели в большой комнате наверху на вилле Диодати на берегу озера Леман, в тот самый вечер, когда с Шелли случился тот нервный припадок и он выбежал из комнаты.
― Я думаю, каждый из нас должен написать по страшной истории, ― сказал Байрон, когда Шелли вернулся и неловкий момент миновал. ― Посмотрим, что получится вылепить из этой «глиняной особы», которая повсюду преследует нашего бедного Шелли.
Вскоре после этого ей приснился кошмар ― над ее кроватью кто-то стоял, и сначала она подумала, что это был Шелли, так как этот кто-то был весьма на него похож; но это был кто-то другой, и, когда она в ужасе вскочила с кровати, существо исчезло.
Это видение легло в основу романа. Главным героем стал студент факультета естественных наук, который собрал человека из безжизненных частей, а затем с помощью научных средств сумел наделить его противоестественной жизнью.
189
Катетер - полая трубка с затупленным концом для исследования внутренних полостей организма, в том числе артериальный и венозный катетер. Здесь игра слов ex cathedra - ex catheter.