– Все бывает, – неопределенно согласились Урги.
– Ты говоришь неправду. Или не всю правду, – внезапно вмешался один из них. – «Ни на что не годишься» – как же! Хинфа не смог тебя убить. Мы знаем, что Сох посылали к тебе одного из лучших Хинфа, и дело кончилось тем, что он умер, а ты так и не проснулся.
– Я-то как раз проснулся, – вздохнул я. – Да, у него ничего не вышло. Но я ничего не делал, чтобы ему помешать. Может быть, он просто был не в форме?
– Не говори ерунду. Все Хинфа – великие маги, – серьезно возразил Ург. – Просто твоя сила столь велика, что он не смог с тобой справиться.
– А почему, в таком случае, у меня ни черта не получается?
– Тебе виднее, – невозмутимо ответил он. – Это твоя жизнь. Откуда нам знать?
– Ладно, не знаете – и не надо. Но, честно говоря, я здорово рассчитывал, что вы захотите мне помочь, – признался я. – Вы можете отправить меня домой?
Я еще не успел сформулировать свой вопрос, а ответ уже был мне известен: этого они не могут. Они вообще были не слишком могущественными, эти удивительные существа. Странные, необычные, иные – да, но совсем не могущественные.
Сам не знаю, как мне удалось так быстро с ними разобраться. Вообще-то со мною такое бывает: я – человек чужого настроения. Я вполне могу впасть в депрессию, если окажусь в помещении, где страдает пара-тройка глубоко несчастных людей. А могу испытать головокружительный «приход», случайно усевшись в автобусе рядом с наркоманом. Хуже всего, пожалуй, чужое похмелье: мне не единожды приходилось расплачиваться за дурацкую привычку своих ближних мешать джин с пивом, а потом спать в той же комнате, что и я. Но вот так, как сейчас: оказаться наедине с совершенно чужими мне существами и почти сразу, без тени сомнения, понять, чего они стоят, – такого со мной еще никогда не было.
Тем не менее, боль разочарования не свалила меня с ног. Вместо отчаяния я ощутил только холод и пустоту, да и они были где-то далеко, словно пришли не из моего собственного сердца, а приснились моему далекому двойнику, который иногда видит меня во сне, а потому их можно было не замечать. Наверное, в моем организме наконец-то благополучно перегорели какие-то полупроводники, ответственные за отчаяние. Ничего удивительного, в последнее время им пришлось работать с удесятеренной нагрузкой.
– Мы не можем отправить тебя домой, – после недолгого замешательства признался один из Ургов. – Мы действительно позвали тебя сюда, чтобы убедить покинуть мир Хомана или хотя бы Альган. Дело, конечно, не в том, что ты кому-то мешаешь. Во Вселенной не так уж много существ, чье присутствие может нарушить равновесие Мира, и ты – не одно из них. Но твое участие в судьбе Таонкрахта может помешать правильному развитию событий.
– В смысле, вашим планам? – уточнил я.
Не без ехидства, надо сказать, уточнил. Но Урги хранили невозмутимость.
– Нет, не нашим планам, а правильному развитию событий. Мы опасались, что ты захочешь помочь Таонкрахту, а он – один из тех, кто должен умереть.
– Почему? – с любопытством спросил я. – Он мне тоже не понравился, но если все, кто мне не нравится, начнут умирать, Вселенная станет довольно пустынным местом.
«Нравится», «не нравится»… Ты удивительное существо, пришелец! Несколько минут назад ты говорил, как мудрец, а теперь бормочешь, подобно несмышленым хурмангара. Рандан Конм Таонкрахт – один из альганцев. А всем альганцам скоро придется умереть, поскольку они прокляты. Они пришли сюда из иного Мира, и поначалу нам показалось, что они – хорошие гости. Мы приняли их и даже даровали им имена взамен утраченных. Мы позволили Сох открыть им некоторые старинные секреты, чтобы продлить их век: тела пришельцев были слабыми и недолговечными, но в их сердцах горел настоящий огонь, который нам захотелось сохранить. Поначалу все шло хорошо: альганцы были любопытны и изобретательны, они принесли на эту землю свежий ветер перемен. Но потом, спустя годы, их настигло проклятие. Никто не знает, откуда оно пришло, но мы предполагаем, что с их настоящей родины. Не знаю уж, какого грозного колдуна они ухитрились прогневать… С тех пор альганцы начали утрачивать свою удачу, огонь в их сердцах угасал, а разум становился ленивым и равнодушным. Ты ведь сам видел Таонкрахта! Сейчас он пьет, орет на своих слуг, а перед сном мечтает о том, как он станет Вандом – как будто власть над сотней таких же несчастных, как он сам, вернет ему утраченную жизнерадостность… Все бы ничего, но проклятие альганцев отягощает землю, по которой они ступают. А мы здесь для того, чтобы присматривать за этой землей.