И все же Гоббс склонялся скорее к рационалистическому, чем к опытно-индуктивному толкованию происхождения и природы общих принципов.
Образцом строго логического и вместе с тем достоверного знания Гоббс объявляет геометрию. Это обусловлено тем обстоятельством, что мы сами создаем геометрические фигуры. Поскольку начертание фигур зависит, таким образом, «от нашей воли», постольку «для познания любого свойства фигуры требуется лишь, чтобы мы сделали все выводы из той конструкции, которую сами построили при начертании фигуры» (3, I, 236).
Как видно, истинность геометрических аксиом представляется Гоббсу чем-то само собой разумеющимся, не нуждающимся ни в каком опытном доказательстве. Более того, геометрические знания он изображает как нечто субъективное, зависящее целиком от воли и сознания человека. Все это явилось неизбежным результатом отрыва логического мышления от предметной деятельности, от практики.
Что касается аналитического метода Гоббса, то его обычно интерпретируют как опытно-индуктивный метод (см. 32; 41; 46; 68), и для этого имеются веские основания. Ведь сам Гоббс недвусмысленно провозглашает связь аналитического метода с опытным исследованием природы. Но нельзя игнорировать и то, что аналитический метод в понимании Гоббса существенно отличается от индуктивного метода, разработанного Бэконом.
Последний мыслил индукцию как метод открытия сущности вещей, или «форм», посредством научно-теоретического обобщения эмпирического материала. Бэконовская индукция опиралась, естественно, на аналитический метод, поскольку, прежде чем исследовать форму вещей, необходимо разложить эти вещи на их «простые свойства», выделить из них их «природу». Но индукция в том виде, который придал ей Бэкон, не сводилась к аналитическому методу, а лишь включала его, равным образом как и другие логические операции (например, аналогию), как свою составную часть. Главное же в бэконовской индукции составлял именно переход от единичного к общему, от опытных данных к понятиям и суждениям, раскрывающим причину и сущность исследуемых явлений.
Иное дело у Гоббса. Во-первых, аналитический метод требует разложения тел не на такие «простые свойства», как, например, плотность, теплота, цвет, тяжесть и т. п., на которых останавливался Бэкон, а на «бескачественные» элементы — линии, плоскости, фигуры, движение и т. п. В конечном итоге все должно быть сведено, согласно Гоббсу, к геометрическим и механическим свойствам, которые и выступают в его методологии как «общие свойства» и служат «первыми принципами познания... вещей» (3, I, 108). Если у Бэкона, писал в этой связи Маркс, «материализм таит ещё в себе в наивной форме зародыши всестороннего развития», то в дальнейшем, в частности у Гоббса, «материализм становится односторонним». «Чувственность теряет свои яркие краски и превращается в абстрактную чувственность геометра. Физическое движение приносится в жертву механическому или математическому движению; геометрия провозглашается главной наукой» (1, II, 142—143).
Во-вторых, аналитический метод Гоббса, хотя и опирается на опыт (не случайно поэтому Гоббс называл его в отличие от априорного синтетического метода методом a posteriori), сводится по существу к логическому анализу чувственных данных и не идет дальше этого. В нем отсутствует то, что составляло сущность и специфику бэконовской индукции, а именно обобщение эмпирического материала, осуществляемое посредством ряда логических операций. Во всяком случае «такая форма индукции, которая производила бы в опыте разделение и отбор и путем должных исключений и отбрасываний делала бы необходимые выводы» (17, I, 75), осталась вне поля зрения Гоббса.
Что касается той интерпретации аналитического метода, в которой он характеризуется Гоббсом как метод восхождения от знания следствий к познанию их возможных причин, то, как уже отмечалось, в этой форме он выступает фактически в качестве гипотетическо-дедуктивного метода. Интересно отметить, что и сам Гоббс, рассматривая в этом плане аналитический метод, называет его одним из видов дедукции. Так, сопоставляя синтетический и аналитический методы, он указывает, что «первый вид дедукции» является более ценным в познавательном отношении, так как для нас более важно знать «имеющиеся в наличии причины», чем делать заключение о возможной истинности предполагаемых причин (см. 3, I, 236).
Из сказанного становится ясным, почему Гоббс испытывал (в отличие от Бэкона) несомненный пиетет к силлогистике. «...Конечной целью всякого знания, — подчеркивал он, — является познание причин и способа возникновения вещей, запечатленное в форме последовательной цепи силлогизмов» (3, I, 118). Не случайно также, что силлогизму посвящена специальная глава в сочинении Гоббса «О теле». Однако Гоббсу были видны пороки схоластической логики, которая использовала силлогистику в целях, не имевших ничего общего с потребностями науки и практики. Отмечая и выделяя роль и значение силлогизма и дедуктивного умозаключения вообще в процессе познания, Гоббс подчеркивал в то же время, что силлогизм является лишь «первым шагом к философии» и что искусству разумного, теоретического мышления лучше всего обучаться не при помощи правил силлогистики, а на практике (см. там же, 103).