Остаток вечера я смотрела трехчасовой фильм, изо всех сил пытаясь не следить за лихо закрученным сюжетом и непростыми отношениями героев, а анализировать концепцию, пытаясь вычленить полезную информацию. Боюсь, аналитик из меня вышел... не самый лучший. Я поняла лишь одно - инициация происходит на выбросе сильных эмоций. Без разницы: любви, ненависти, боли, гнева. Если бы мне удалось, как добропорядочной английской леди викторианской эпохи, «лечь на спину и молиться», или, как сказала Джанет, отнестись ко всему этому как к медицинской процедуре - безэмоционально... Черт, я бы могла круто обломать Харвеста.
Если, конечно, этот фильм и в самом деле был шагом от реальности, а не совместным глюком сценариста и режиссера.
- Удалось найти что-нибудь полезное? - спросил Кельвин за поздним ужином, который мы, как и обед, готовили вдвоем.
- Что-то удалось, - я пожала плечами, - но насколько оно полезно... Жизнь покажет.
Кельвин держался подчеркнуто спокойно, я даже начала думать, что зря себя накрутила, когда заметила, что композитор своими музыкальными пальцами случайно завязал в узел столовую вилку.
- Что-то в воздухе, - объяснил он, - не могу сказать, но загривком чую, еще аукнется нам с тобой этот шоппинг.
- Так давай я просто исчезну, - предложила я, - прямо сейчас.
- Думаешь, поможет? - Кельвин насмешливо двинул бровями, - ты такая наивная... Эти ребята все равно вытрясут душу из всех, кого видели поблизости, просто так, на всякий случай.
- И... что делать? В погребе прятаться?
- Спать ляжешь наверху, со мной, - решил Кельвин.
- Ты подумал, и понял, что пока дают - нужно брать? - обрадовалась я.
- Нет. Я подумал и решил, что в нашей ситуации все средства хороши. Чем черт не шутит, вдруг они подумают, что - было, и отвяжутся от тебя.
- Это кто из нас наивный? - осторожно уточнила я.
- Оба, - признал Кельвин, - Но никого более подходящего здесь все равно нет, так что будем выкручиваться сами.
- Спой мне, - попросила я. Он не стал отказываться. Гитарный перебор вплелся в темнеющее небо и заменил тревогу светлой печалью.
...Мне нужен ангел персональный,
Чтоб он спасал меня любя.
Не просто образ идеальный,
А чтобы был чуть-чуть в тебя.
Чтоб было в нем немного неба,
Чтоб было в нем чуть-чуть земли,
И чтобы он и был и не был
И крылья у него росли...
У тебя глаза как звезды,
У тебя как крылья руки.
Приходи, пока не поздно.
И спаси меня от скуки.
От движений бестолковых
И от мыслей неприличных,
Что живется мне хреново,
И что я родился...
Лишним.
Я слушала его голос, красивый, низкий, с легкой хрипотцой, очень сильный - и обмирала от восторга, смешанного с тоской и завистью. В нем была любовь. И эта любовь предназначалась женщине. Но - не мне. Я всего лишь ребенок.
За 16 лет я умудрилась ни в кого не влюбиться, даже по-детски. Парни на меня пялились, мне это нравилось, но сердце не дернулось ни разу. А вот сейчас оно сходило с ума, вибрировало в такт струнам, пело - и было мне больно, но и хорошо.
Такая жизнь бывает стерва,
Что просто не хватает сил.
И с ней нужны стальные нервы,
И надо, чтобы ангел был.
И чтоб не просто лик печальный,
С какими подают пальто.
Мне нужен ангел персональный -
И ты подходишь как никто...
...Кто она такая, Кельвин? Ее здесь нет, нет даже халатика. Значит - ее просто нет в твоей жизни. Ты один. И ты не позволишь мне даже попробовать. Не потому, что я ребенок. И не потому, что это опасно. А просто потому, что Она отняла тебя у всех остальных, подарив взамен музыку.
Ты считаешь это равной заменой?
Господи, как я хочу еще раз, хотя бы один раз почувствовать твои руки на своей спине, твои губы у виска, твое дыхание, щекочущее кожу.
Вот оно как, оказывается, ощущается, это самое: «Я тебя хочу». Как жар, жажда и нехватка кислорода. И, одновременно - как набор высоты.
Я набираю высоту, Кельвин. И ты это чувствуешь - не можешь не чувствовать. Поэтому голос становится таким бархатным.
У тебя глаза как звезды,
У тебя как крылья - руки...
Наклонись ко мне. Коснись меня, пожалуйста! Хотя бы локтем, коленом, грифом гитары - чем угодно. Коснись меня, иначе я это сделаю сама - и гори все синим пламенем. Господи, нам же как-то еще и спать в одной комнате и, не дай Создатель, в одной постели. Я же не выдержу, я уже не выдерживаю...
Последний аккорд долго висел в пустоте. Так долго, что я успела умереть и воскреснуть, и пять раз облизать губы, и построить с десяток воздушных замков и с пяток лестниц в небо.