В наступившей темноте неустанно моросил дождь, по раскисшим осклизлым тропкам Валентин добрался до объекта, отомкнул калитку и, увязая в грязи, в очередной раз подошел к вилле. Тишина и темнота витали вокруг зловещего строения.
«Как бы еще разок по башке не схлопотать», — серьёзно подумал Валентин. — «Определенно, это место навевает на публику агрессивные мысли, каждый так и норовит нанести ближнему удар по черепу. А рука у мальчика тяжелая… Да и здесь ли он?»
Запоры оказались нетронутыми, дверь запертой на ключ. Отче отворил врата импровизированной темницы и, инстинктивно защищая рукой голову, стал наощупь спускаться вниз. На очередном повороте лестницы Валька уловил, что в предподвальнике (так он назвал помещение перед самим подвалом) брезжит свет.
Соблюдая меры предосторожности и по возможности скрытно, Валентин заглянул вниз. Сначала ему показалось, что там пусто — свет горел, запертая окровавленная дверь бросалась в глаза, и орудие преступления валялось всё там же…
Отче распрямился, перестал держаться за голову и по-хозяйски вступил в помещение. Только тогда он заметил в одном из углов сидящую на корточках фигуру. То был, разумеется, Виктор.
— Добрый вечер, мужик! — приветствовал его Отче, однако посчитал нужным слегка припугнуть. — Но предупреждаю — без рук, только без рук. Воронок уже на подъезде, пора о душе подумать.
— Кого убили?» — глухим голосом спросил Виктор, но позы не изменил.
— Вот об этом с тобой и потолкуем, — обнадежил собеседника Валентин и присел на корточки у стены, но не слишком близко к Виктору.
Да, на голове у него красовалась Лешкина кепка, даже это предусмотрел хитроумный Отче, он не хотел преждевременно демонстрировать свои раны.
Несколько секунд они провели молча, собираясь с мыслями, затем Валентин сделал первый выпад в словесной дуэли.
— Как считаешь, дорогой, что там за дверью? (Имелся в виду запертый подвал.)
Виктор промолчал, глядя на окровавленную доску.
— Правильно, не знаешь, но можешь предположить, — продолжал Валентин. — Кто — я, тоже не знаешь, но в данном случае и предположить ничего не можешь. Я прав?
Виктор продолжал угрюмо молчать.
— В отличие от тебя, я знаю достаточно много, — держал речь Отче. — Знаю даже, как тебе выйти из передряги с минимальным ущербом, может быть, даже без отсидки, но сам понимаешь, в наше время знания ценятся очень дорого.
— Что ты можешь сделать? — наконец отверзла уста жертва шантажа.
— За сумму в тысячу рублей мертвые исчезнут без следа, а живые замолчат навеки, оставаясь при этом живыми, — таинственно пообещал Отче и затем добавил. — Я продаю технологию, так называемое ноу-хау. В доступном переводе это знаю, что и как сделать. Уверяю тебя, я действительно знаю. Выбирай, или мы вместе едем к тебе, или я ухожу и разбирайся сам.
— Ну хорошо, — тяжко ворочая слова, заговорил Виктор. — Мы едем ко мне, я плачу тебе деньги — а дальше что?
— Деньги ещё не всё, — пояснил Отче. — Плюс к деньгам полная, чистая сплошная правда, и ничего кроме неё. Чтобы вытащить тебя из статьи, на которую ты тянешь, мне нужно знать всё. Пойми, ты платишь мне за помощь, а вовсе не покупаешь мое молчание. А помощь, видит Бог, тебе требуется!
Сколько пришлось Валентину обламывать очумевшего от жутких событий Виктора, никто не помнит, но всё же они договорились. Напоследок, оставляя достопамятный подвал, Валентин не удержался и устроил небольшой сюрприз сторожу Алексею.
Виктор был уже у входной двери, когда Валентин движением фокусника незаметно вынул связку Лешкиных ключей и воткнул её в подвальную дверь.
Мальчику, заметил он, будет невредно обследовать помещение, пусть немного пошевелит мозгами. Если догадается, что окровавленная доска и поврежденная голова Валентина — звенья одной цепи — будет спать спокойно. Не догадается, дело хозяйское, в милицию он в любом случае не пойдет.
Далее они с Виктором, не заходя к Алексею, выбрались на шоссе, благополучно поймали попутный грузовик и приехали к Виктору в гости.
Сразу по приезде Валентин первым делом отключил все телефоны в квартире чтобы несвоевременный звонок не оторвал их от дальнейших переговоров.
На этом животрепещущем месте повествования мой бальзам полностью иссяк, и Валентин приостановил свой рассказ.
— Ты, итак, уже хорош, — я попыталась его отговорить. — Куда тебе ещё?
Но Отче, пьяный уже наполовину, был непоколебим.
— Старик Гомер нуждается в подкреплении сил, — упрямо твердил он. — Бутылка на столе, и я пою дальше; если нет, тайны будут навсегда погребены в измученной груди певца.