А девочка с завязанными глазами опять подняла руку и пропела в последний раз:
Хоровод остановился.
Сердце Дженнифер забилось как бешеное, когда она увидела, что тоненький палец водящей указывает на того самого мальчика, который завязывал ей глаза. Подняв голову с таким выражением, словно прислушивается к какой-то далекой музыке, мальчик шагнул вперед, и девочка сняла с глаз повязку. Довольно долго они смотрели друг на друга, потом мальчик повернулся, коснулся ладонью, точно благословляя, остальных избранных, и в полном одиночестве побрел прочь.
Впервые за все это время лицо Джаэль показалось Дженнифер встревоженным и каким-то незащищенным. И она вдруг с изумлением поняла, как молода еще эта женщина. Она хотела было заговорить с ней, но, услышав чей-то плач, обернулась и увидела в дверях одной из лавчонок женщину, по лицу которой градом катились слезы.
Джаэль, заметив, куда смотрит Дженнифер, тихо пояснила:
— Это его мать.
Чувствуя себя совершенно беспомощной, Дженнифер испытывала инстинктивное желание хоть как-то утешить несчастную и, на минуту встретившись с ней взглядом, успела прочитать в ее глазах такую боль и тревогу, что сердце у нее болезненно сжалось. Все бесконечные бессонные ночи были написаны на измученном лице этой женщины, однако на мгновение в глазах ее мелькнуло все же что-то вроде благодарности, признания, словно некая связь установилась вдруг между ними, друг с другом совершенно незнакомыми. А потом мать мальчика, которому выпал Самый Долгий Путь, отвернулась и ушла куда-то в глубь своей лавки.
А Дженнифер, стараясь заглушить непонятное ей самой мучительное чувство, спросила Джаэль:
— Но почему, почему она так страдает?
Жрица тоже, казалось, была несколько подавлена этой сценой.
— Что ж, это действительно тяжело, — сказала она. — Кроме того, я и сама еще не совсем понимаю, что здесь произошло, но слышала, будто они уже дважды исполняли та’киену с начала лета, и оба раза Финн был избран для Долгого Пути. Этот раз был третьим, а стало быть, и последним. Согласно мудрости Гуин Истрат, три раза — это судьба.
Видимо, у Дженнифер было такое лицо, что жрица невольно улыбнулась.
— Ладно, пойдем, — сказала она. — Если хочешь, мы можем поговорить у нас в Храме. — Тон у нее был если и не дружеский, то во всяком случае куда более дружелюбный, чем прежде.
Дженнифер собралась уже принять это приглашение, но ее остановил чей-то многозначительный кашель за спиной.
Она обернулась. Человек из свиты Дьярмуда, как, оказалось, давно уже подошел к ним совсем близко; вид у него был чрезвычайно озабоченный.
— Прости, госпожа моя, — сказал он, явно смущаясь, — но мне необходимо кое-что тебе сообщить.
— Что, Дранс, боишься меня? — Голос Джаэль снова был резок точно острие ножа. Она рассмеялась. — Точнее, это твой хозяин меня опасается, потому и послал тебя, верно? Хоть самого его в городе и нет.
Коренастый стражник покраснел, однако глаз не отвел.
— Мне было приказано за ней присматривать, — отрезал он.
Дженнифер ошарашенно смотрела то на одного, то на другого. Оба буквально источали враждебность, и она совершенно не понимала причин этой взаимной ненависти.
— Ну что ж, — сказала она Дрансу, с трудом взяв себя в руки, — не хочу навлекать на твою голову неприятности… Но, может быть, ты просто пойдешь вместе с нами?
Джаэль, откинув голову назад, расхохоталась так, что стражник в ужасе отступил.
— А что, Дранс, действительно? Почему бы И ТЕБЕ не пойти вместе с нами в Храм великой Богини? — весело предложила она.
— Госпожа, — от волнения Дранс начал заикаться; на Джаэль он не смотрел, — прошу тебя… я не смею… однако… я же должен охранять тебя! Не стоит тебе туда ходить, госпожа моя!
— Ага! — воскликнула Джаэль, злорадно приподняв брови. — Ну вот, здешние мужчины, похоже, начинают уже диктовать, что тебе можно делать, а что нельзя! Ладно уж, извини за приглашение. Я-то думала, что имею дело с гостьей, которая вольна распоряжаться собой!
Дженнифер отлично понимала, что жрица ее провоцирует; к тому же она вспомнила, что Кевин сегодня утром сурово предупредил ее: «Учти, здесь явно небезопасно. Доверяй только людям Дьярмуда. Ну и Мэтту, разумеется. Пол считает, что этой жрицы, например, следует особенно остерегаться. И никуда не ходи одна!»