– Я бы так сделал… – прикинул другой. – А ещё бы я позвал её поговорить. Зачем следить исподтишка, давай спросим её, что она думает обо всём об этом?
– Она совсем обычная девушка… Вряд ли она вообще задумывалась, что у уныния есть причина, которая может помочь нам.
– Ничего не стоит попробовать и в биллионный раз…
Гобин разлил похлёбку по красивым глубоким керамическим тарелочкам, раздал по алюминиевой ложке, сегодня ему было приятно окунуться в некую такую сонливость… и принялся думать.
– Суп вкусный, – похвалил второй и стал ждать, пока остынет и когда первый решится на что-то.
Его большое каменное сердце, в котором отражались всполохи гигантского солнца, светящего изнутри чаши – хотя люди видели блики за пределами краёв земли и думали, что солнце находится где-то далеко в космосе, – трепетно отзывалось на призыв пригласить Ладошку к разговору в эту замечательную ночь. Гобин давно решился, просто не знал, какой сон ей придумать, чтобы сделать общение приятнее.
– Самый что ни есть реалистичный… Это всегда кажется сказкой… Девушкам нравятся такие штучки, – предложил шестой, проходя мимо и унося свою тарелку с дымящемся варевом.
Возникла тонкая, малюсенькая, словно точечка, фигурка у костра, в голубенькой ночнушке. Ей не было ни холодно, ни жарко, а очень даже тепло и приятно. Ещё одно невидимое движение мысли бога – и девушка неожиданно стала замечать, что гигантские горы и лава, плывущая по ним… живые.
И не просто живые, а, если хорошенько протереть глаза и присмотреться, похожи на огромные фигуры людей, высеченные из горных пород, поросшие деревьями, кустарниками, мхом, по которым стремятся водопады. Каменные монстры восседали за исполинским костром, держа в величественных руках тарелки и ложки. Их было двое.
Гиганты двигались медленно, не торопя события, чтобы глаза девушки привыкли к их очертаниям. Хотя могли придать любые другие формы, которые знали, и хорошо представляли себе людские головы. Например, большого доброго дедушки, сидящего на облаке и жующего бублик. Или красивого полураздетого крепыша с луком и стрелами. Неплохо смотрелся и величественный малый с трезубцем, весь овеянный золотым сиянием.
Но Гобин оставил этот любимый в последние несколько тысяч лет образ каменного гиганта – всё-таки именно твердыней, камнем породил его Сущий. И гигант ностальгически относился к этому облику, только решив слегка уменьшить объёмы – с неизмеримых до хотя бы циклопических. И незаметно девушка стала различать каменных собеседников лучше, вскорости сравнявшись с размером ладони Гобина.
– Ты мне снился раньше… – Ладошка поняла, что находится в центре своего сна, ведь ей не было ни холодно, ни страшно, а наоборот, удивительно спокойно и даже приятно, как обычно бывает во сне. – Ты добрый, хоть и следил за мною исподтишка. Ты ведь не ешь людей, правда?
Гобин молчал, наслаждаясь её голосом, ведь он не разговаривал никогда; мысли проносились мимо, словно стаи птиц, и там было великое множество историй. Он послал ей общие представления о себе, чтобы между ними не оказалось недомолвок, а сам продолжал слушать её щебет, настоящий звонкий человеческий голосок, который звенел и щекотал мох на его щеках. Это было очень приятно. Второй Гобин с удивлением отметил, что и его щёки приятно топорщатся от девчачьего писка.
– Не ем, – прогремел Гобин, а потом откашлялся и заговорил более приятным голосом, похожим на эхо.
– Это хорошо, что ты добрый. А то я смотрела фильмы про гоблинов – они ужасно мерзкие и злые.
Гобин совершенно забыл про ту цивилизацию, что испортила представления о нём и давно жила отрешённо и дико где-то в далёких закоулках его сознания, всё больше деградируя. А теперь ещё и заражая другие сны своим тлетворным безбожным влиянием. Без его присутствия и внимания эти несчастные стали придумывать себе ужасные небылицы, писать чудовищные сценарии и снимать жуткие ужасы, а потом благополучно уверовали в свои же кошмары и начали готовиться к войне всех со всеми, и с богом тоже.
Он окончательно стёр эти глупые потерявшиеся сны, которые ему больше не годились и не нравились.
– Это твой друг? – указала она на второго циклопа.
– Удивительно, она различает нас… – кинул сам себе Гобин, чтобы девушка в ночнушке не слышала.
– Да, – ответил он ей.
– У вас тут очень мило. – Она присела на камень поближе к огню. – Вы, наверное, разговаривали о чём-то философском? В такие ночи… – И они втроём одновременно взглянули на тёмно-синее небо, где мерцали звёзды и планеты, словно огоньки свечей; их недавно зажёг третий Гобин. Это ему принадлежала идея разукрасить хаос, в котором никогда ничего не существовало иллюзорными представлениями, что они не одиноки. – В такие ночи только и сидеть у костра, думать о жизни и греться приятным общением… Мы любили так делать с папой в детстве…