Выбрать главу

Знакомый почерк Сетериса заставил его вздрогнуть, как от удара. Чтобы дать себе минутную передышку, он снова взял булочку и заставил себя доесть ее полностью. Он был даже не в состоянии заметить, какая она вкусная, и с трудом проглотил, стараясь справиться с сухостью в горле.

Откладывать дальше было невозможно. Он с мрачным видом развернул письмо (по-детски обрадовавшись масляным пятнам, оставленным его пальцами) и начал читать:

«Приветствуем Его Императорское Высочество Эдрихазивара VII.

Мы с женой вынуждены побеспокоить вас, чтобы сообщить, что штат ваших слуг в Эдономее расформирован. Смеем надеяться, что срок нашего изгнания от двора закончился, за что мы глубоко и искренне благодарим Ваше Высочество и заверяем в своей готовности служить Вашему Высочеству любым возможным для нас способом».

С великой преданностью и родственной любовью,

Сетерис Нелар.

Это письмо Хесеро, подумал Майя. Он знал все обороты Сетериса и его неловкую прямолинейность: эти осторожные формулировки и изящный слог не могли исходить от него. Майя представил, как Хесеро стоит около стола, внимательно следя за тем, чтобы Сетерис использовал подсказанные ею слова.

Но что он, Майя, должен ответить ей? Он не хотел видеть Сетериса в своем доме, но письмо содержало не только просьбу о работе, но и уверенность в его, Императора, расположении; кроме того, отказав Сетерису, какое бы удовлетворение ни принес ему этот поступок, он неизбежно вызовет ненужные сплетни.

Тем временем Цевет закончил письмо для Свидетелей «Мудрости Чохаро» и позвонил, вызывая курьера. Когда мальчик ушел, Майя сказал:

— Цевет, мы должны поговорить с вами.

Он не смог сдержать жалобной нотки в голосе, и почувствовал, как от этих слов напряглись все четыре человека в комнате. Самое время провести маленький эксперимент, с вызовом подумал он и добавил:

— Наедине.

Телимеж с Дажисом обменялись исполненным ужаса взглядом, и Телимеж произнес:

— Ваше Высочество, мы не можем.

— Почему? — Спросил Майя. — Вы опасаетесь нападения?

— Ваше Высочество, из-за нашей клятвы. Мы поклялись охранять вас и молчать обо всем, чему можем стать свидетелями. Мы не предадим вас.

На самом деле, подумал Майя, я боюсь не вашего предательства, а себя самого.

— Разве вы не можете охранять меня с другой стороны двери?

— Ваше Высочество, — пробормотал Телимеж, уши его жалобно обвисли, вид был самый несчастный.

— Мы должны приказать?

— Ваше Высочество, — сказал Дажис, кланяясь. — Если вы погибнете в нашу смену, мы должны будем совершить самоубийство около вашего тела. Вы этого желаете?

Он чувствовал, как разочарование тяжелым камнем наваливается ему на грудь. Но если он мог выиграть, только оскорбив своих нохэчареев, то играть не стоило вообще.

— Нет, конечно, нет, — устало сказал Майя. — Ишеан?

— Ваше Высочество, — слуга вежливо поклонился и исчез за дверью.

Майя посмотрел на троих оставшихся — Цевет, Телимеж, Дажис — и с тупой безнадежностью пожалел, что это не были Кала с Бежеларом: они видели его и в худшем положении.

— Знайте же, — сказал он, опустив глаза к скатерти, — что Сетерис Нелар служил нашим опекуном последние десять лет после смерти матери, и… — Он не мог подобрать слово, и потому закончил поспешно и неубедительно. — Мы не любим его.

Нарушив озадаченное молчание, Телимеж произнес:

— Вы ему ничего не должны, Ваше Высочество. Он не родственник вашего Дома, и…

— Нет! Мы хотим сказать… — Он запнулся и теснее сжал руки на коленях. — Я ненавижу его и не хочу видеть рядом со мной.

Он поднял глаза. Телимеж с Дажисом казались шокированными, но Цевет, единственный видевший его в Эдономее, с пониманием приподнял брови. Он поинтересовался:

— Вы не сказали нам, чего желаете для него, Ваше Высочество.

— Мы хотим дать ему пост, где он сможет служить с честью и комфортом, но мы не желаем ни видеть его, ни получать от него писем.

— Ваше Высочество, — мягко сказал Цевет, — если вы не хотите, чтобы этот человек беспокоил вас, достаточно просто сказать об этом.

— Нет, мы не это имели в виду. Он не сделал ничего плохого. — Майя вспомнил бесчисленные жестокие насмешки, которые никто, кроме самого Майи, не мог принять за обиду. Но несправедливо было сводить счеты сейчас и только потому, что он получил такую возможность. — Мы не хотим его обижать или наказывать. Просто удалить от себя.