— Я Гарун-аль-Рашид собственной персоной. А ты кто, сволочь коррумпированная?
Он говорит:
— Я Гарун-аль-Рашид собственной персоной. А ты кто?
Я почесал так в ухе. Думаю, почему слова застревают? Или эхо тут такое?
А он мне:
— Я ведь тебе сейчас башку прикажу срубить. И знаешь, за что? За то, что дёшево брал. За моё имя да по десять дидрахм! Знаешь, как ты опозорил меня, подонок? Но идея хороша. Весь Багдад трепещет. Ладно, подлец, пойди вот ещё напугай моего казначея. А то он обнаглел, тащит немеряно.
И знаете что, братцы? Так ведь и не напугал я его. Казначей как пронюхал, кто пришёл, так и задал дёру из дворца. Всё бросил — особняк свой, наворованное добро, жену, детишек.
Все расхохотались. Даже тот, которому чирей вырезали неудачно.
— Так это ты был, подлец. — мрачно сказал другой разбойник. Достал пистоль и застрелил фальшивого Гарун-аль-Рашида, поддельную Авиценну, глупое Алдар-косе.
— Правильно ты его грохнул. — сказал тот, который с чирьем. — История его ни фига не страшная была. И сам он был дурак. И ещё мне кажется, что это всё-таки он мне чирей резал.
— Фиговский был он разбойник. — согласились душегубы. — И рассказчик говённый.
— А что, дядя, — обратился к бывшему казначею тот, который с чирьем, — как ты до разбойников дошёл?
— Давай, Ахмед, рассказывай, как докатился до такой жизни! — расхохотались собутыльники.
— Хорошо. Расскажу, — ответил тот, — Только вы не смейтесь. Это история про капитана Кидда.
История про капитана Кидда
Сбежав поспешно из Багдада, я решил направиться в Америку. Там меня пока не знали, и я мог начать жизнь заново. Сначала судьба занесла меня в Глодон. После этаких богатств, какие я имел в Багдаде, да чистить в Глодоне ботинки! Однако, некуда деваться, сидел да чистил.
Вот раз подсаживается ко мне в деревянное кресло некий господин. Ботфорты у него большие, ваксы надо много. Я говорю:
— Какого вам иблиса надо? Я на таких больших ботинках фиг заработаю чего. Одной ваксы на полгинеи.
— Это ты мне говоришь, фарш поросячий? Я таких, как ты, вешал на нок-реях.
Я поднял голову, смотрю. О, тысяча ифритов! Сидит передо мной такой фарсовый господин! С широким красным кушаком! На шее чёрный шарф, в ухе жемчуг. Редингот проклёпан золотом, на голове большая шляпа, а под ней красная косынка. И глаза у него ровно две ледышки.
— Кто вы, милостивый сэр?!
— Я твоя судьба.
Короче, так я оказался на "Адвенчер Галли", корабле самого Вильяма Кидда.
Мы шли к Коморским островам, ветер был попутным. Но всё остальное было просто скверно. Солонина подгнила, в муке водились черви, вода протухла. В команде начали роптать. Но капитан был несгибаем. Каждый вечер мы садились перед оловянной миской, в которой копошились черви. А Кидд внимательно следил своими бледными глазами, чтобы кто не бросил ложку. Кок прятался в камбузе.
Корабль чуть держался на плаву, такая это была старая посудина. Вдобавок, от вонючей воды и плохо вымытой посуды в команде началась дизентерия. Но Кидд был упрямей всех чертей в аду. Он выполнял свой долг — охотился в Индийском океане на пиратов. По-моему, над ним просто посмеялись. Дали ему старый ялик вместо корабля, назвали покрасивше и потребовали невозможного.
По вечерам, качаясь в люльке, я рассказывал своим товарищам по несчастью, какое было у меня житьё-бытьё в Багдаде. Как хорошо я кушал, сколько баб имел. Какие были у меня приёмы. Кто верил, кто смеялся. А я так говорю:
— Чего ему, Вильяму нашему, дались эти все пираты? Умеют люди жить, ну и хорошо. А хорошо, наверно. Полная свобода.
И размечтался о сундуках, доверху полных драгоценными камнями, о горах золота, о трюмах вин заморских, об изысканнейших фруктах, жареных баранах, о сливках, твороге и молоке. Рассказываю о цыплятах в апельсинах, рагу из цыплят с крыжовником, о фаршированных трюфелями куропатках, о перепелах по-генуэзски, о рябчиках в орехах, о жарком из оленины. Суп Жюльен, суп кровяной из утки или поросёнка, суп a la tortue, суп белый Карлсбадский. Соус из каперсов, соус Бешамель, соус раковый, соус сабайон. Паштеты во слоёном тесте, паштеты в формах, паштет из раков, паштет гусиный, паштет из оленины с базиликом, розмарином и тимьяном.
— О-оооо! — стонут в кубрике. — Не надо!
— Пирожки из мозгов в слоёном тесте, пирожки из мозгов в раковинах, пирожки жареные Groquettes, пирожки с вязигой.
Все корчатся в падучей, по полу течёт слюна. А я всё заливаюсь:
— Штуфада заливная, бифштекс по-гамбургски, бифштекс a la maitre d `hotel, говяжьи котлеты "entre cole a la bearnaise", телячьи ножки заливные, баранье жаркое маринованное, свиные почки в мадере.
— Прекрати! — плачут навзрыд старые морские волки.
— Переходим к рыбе.
Все только думали передохнуть.
— Судак цельный с шампиньонами в виноградных листьях, тушёный в розовом шампанском, белужина маринованная с каперсами, карась в белом вине, форель на вертелках, карпы, фаршированные черносливом и орехами, осетрина в кляре под сметаной.
— Подлец… — шепчет марсовой.
— Плов гурийский, пудинг заварной из шоколада, штрудель яблочный, заварные пышки с кремом, суфле из земляники и малины. Крем взбитый — силебаб, слабо загущённый крем — фламери, взбитый заварной крем — забальоне. Суфле, муссы и меренги. Фруктовые птифуры.
Я умолк и огляделся. Все валялись в трансе.
С тех пор мы каждый вечер занимались медитацией. Я сяду в позу "лотос" и начинаю петь мантры:
— Пулярка с анчоусами, куриные грудки с трюфелями, печёнки утиные в мадере, заяц с черносливом, фаршированный чирками, тетерев с бекасами, фаршированными мелкой птичкой.
Они мне враскачку вторят:
— Молодые утки с итальянскою капустой, индейка заливная, кроличье рагу.
Однажды Кидд понял, что на клипере что-то нехорошо. Все сидят, как сомнамбулы, и со сведёнными в точку зрачками бесстрастно жрут червей.
— Скоро прибудем на Коморы и я вам свежих сухарей куплю, — обещает он.
Нет реакции.
И вот в один прекрасный день раздаётся с мачты крик:
— Пираты!
Мы все выскочили и глядим с вожделением на тех, кто умеет жить красиво. Ох, посидеть бы с ними за одним столом! Уж хоть бы блюдья полизать!
Корабль наш был дрянь, однако команда, хоть и голодная, но очень злая. Догнали мы пиратов. Они и не полагали, что делают что-то нехорошее. Кидд велел им лечь в дрейф и затребовал к себе капитана.
Мы думали все: ну будет щас потеха! Наш драный клипер против их шхуны! И тут является на мостик такой испуганный каплун в ермолке и начинает извиняться: не было-де никакого чёрного флага на мачте. Это всё баклан корабельный хулиганит. Сел, зараза, где не надо, и в тросе замотался лапой.
— Приказываю баклана с троса снять и утопить, — надменно молвит Кидд.
— Зачем топить? — выполз осмелевший кок, — Давай его сюда к нам, на камбуз.
И вышло, братцы, что зря мы гонялись за этим самым кораблём. Никакие это не пираты, а простой армянский купец плывёт по своим делам. Груз кофе везёт. Кидд проверил у него бумаги и с миром отпустил.
— Нет, так дело не пойдёт, — говорят ребята, — Мы считаем, что это не купец, а самый что ни на есть пират. И рожа у него пиратская. Да мало ли кто какую бумажку тут напишет.
И попёрли все на офицеров.
— А мы что? — те говорят, — Мы ничего. Мы вообще тут ничего не знаем. И дело наше маленькое. Давайте попросим у купца маленько кофе.
— Зачем просить? — говорю я, — Давайте просто отберём. Наверняка груз контрабандный.
— Ты кто такой тут?! — надменно спрашивает капитан.
— Я судьба твоя, — отвечаю.
Все расхохотались и на него с ножами.
— Я сейчас вас буду здесь маленько расстрелять, — тяжело дыша, сказал нам капитан.
Тут кто-то взял и нахлобучил ему на голову мисочку с червями. Опутали, сердешного, по рукам и по ногам да на гауптвахту. Баклана ему туда подбросили, чтоб не скучно было.
Короче, мы не стали много суетиться. Шхуну себе взяли, а команду вместе с армянином отправили на наш клипер. Кушать солонину с червяками. Потом их, говорят, потопили — намаячил капитан наш в Индийском океане своими подвигами.