Элли Ланг носила неопределенного цвета башмаки на толстой подошве, какие обычно можно видеть на монахинях, носки из суровой шерсти и простенькое коричневое платье без пояса. Никто не знал, сколько ей на самом деле лет. В тусклом свете лампы она казалась древней, как Иов, — беззубая, с ввалившимися щеками. Из-под сетки для волос выбивались седые сальные пряди. Ни следа косметики на лице. Руки, на которых не было ни колец ни часов, Элли держала на коленях.
Не Малдера привлекли ее глаза: в них искрилась жизнь, и их никак нельзя было назвать старческими. Удивительного бледно-серого цвета, они казались почти прозрачными.
— Гоблин, — заявила она голосом, не терпящим возражений.
Малдер кивнул:
— Понятно.
Прищурив один глаз, Элли подозрительно уставилась на него:
— Я сказала, гоблин. Он еще раз кивнул:
— Понятно.
— Понимаете, они живут в лесу, — говорила она низким, хриплым голосом, каким обычно говорит ведьма на детском празднике всех святых. — Они объявились в этих краях вместе с армией, точно уж и не помню когда — году в шестнадцатом, семнадцатом — незадолго перед тем, как я появилась на свет. — Сказав это, Элли как-то вся поникла. Остались только горящие глаза и тонкие бескровные губы. — Бывает, что-то случается — и гоблинам это не нравится.
— Что именно? — терпеливо допытывался Мал-дер.
— Откуда мне знать. Я же не гоблин. Малдер едва заметно — одними губами — улыбнулся, и Элли улыбнулась ему в ответ.
— Мисс Ланг…
— Госпожа Ланг, — поправила она. — Я не слепая, газеты читаю.
— Прошу прощения, госпожа Ланг. Нас интересует, что вы видели той ночью, когда был убит Греди Пирс.
— Богохульник, — не задумываясь, заявила Ланг.
Некоторое время он молча наблюдал за ней, разглядывая ее глаза, губы…
— Богохульником был этот ваш Греди Пирс. Кроме сквернословия, ничего от него не слыхала. Особенно когда напивался… — Она презрительно поджала губы. — А другим я его и не помню. Все лопотал о своих призраках, глупости разные. Словно он один-единственный на свете, кто их видел! — Элли сокрушенно покачала головой. — Он никогда меня не слушал. Сколько раз я говорила ему не выходить из дому, когда здесь гоблины, а он не слушал. Никогда меня не слушал.
— А сами-то вы выходили? — как можно более учтиво спросил Малдер.
— Конечно. У меня есть обязательства, вы понимаете?
В глазах Малдера застыл немой вопрос.
— Я их мечу, — объяснила она. — Гоблинов. Как только я вижу гоблинов, я мечу их, чтобы вот этот так называемый полицейский мог упрятать их в кутузку, пока они не сгорели на солнце. Но, знаете, он никогда этого не делает. — Она метнула яростный взгляд в сторону Хоукса. — А ведь он мог бы спасти жизнь старому олуху, если бы забирал меченых.
— Я уверена, госпожа Ланг, скоро все будет иначе, — попыталась успокоить женщину Скаллн.
— Хорошо бы, — проворчала та.
— Что же вы видели? — напомнил свой вопрос Малдер.
Элли Ланг поерзала на кушетке и принялась нервно перебирать пальцами.
— Я шла домой.
— Откуда?
— Из «Ком пани Джи».
— Это что… бар? — Малдер старался говорить ровным, бесстрастным тоном.
— Это ресторан-салон, молодой человек. Пошевелите мозгами, которыми снабдил вас Господь. Разве я похожа на завсегдатая бара? Никогда не появлялась в подобных местах и не появлюсь.
— Разумеется. Прошу прощения, — поспешил извиниться Малдер.
— Это к востоку от того вертепа, который посещал Греди — там сплошное старичье да проститутки. Ресторация же находится за углом, на Маршан-стрит. Очень приятное заведение, — в уголках ее губ застыла улыбка. — Я лично знакома с хозяином.
Малдер заметил, что шеф Хоукс начинает проявлять нетерпение.
Элли кашлянула, и Малдер весь обратился в слух.
— Я увидела Греди впереди себя, когда он входил в тот самый тупик между лавкой Макконела и магазином «Орион». «Орион»-то, правда, сейчас закрыт. Там всегда обсчитывали, а одежда, которую они продавали, была впору разве что корове. Гоблины их прогнали. Иногда они так поступают: прогоняют разбойников.
Элли продолжала все так же нервно перебирать пальцами.
Первые капли дождя забарабанили по стеклу.
— Разумеется, мне-то что за дело? Я хочу сказать: какое мне дело до этого Греди? Он всегда обзывал меня — пьяный ли, трезвый ли. Поэтому какое мне было дело до того, что он свернул в тупик! Я продолжала идти своей дорогой, У меня и в мыслях не было остановиться. В наше время для женщины это небезопасно. — Она посмотрела на Скалли, словно спрашивая у нее поддержки, и та согласно кивнула. — Потом я услышала голос.
— С другой стороны улицы?
— Молодой человек, он кричал. Греди Пирс вечно орал. По-моему, за время службы в армии он оглох и всегда орал, даже когда считал, что говорит нормальным голосом — вы меня понимаете?
Малдер разглядывал ковер у себя под ногами.
— Вы слышали, что он кричал? Элл и фыркнула:
— Я не сую нос в то, что меня не касается. Он орал, вот и все. А я шла своей дорогой. Пальцы ее вдруг замерли. Она принялась постукивать каблуком по полу.
— Я оглянулась. Просто из любопытства — посмотреть, чего ради этот пьяница так разорался там в тупике.
Неожиданно она сцепила ладони с такой яростью, что Малдеру показалось, будто он услышал хруст костей. Его так и подмывало взять ее за руки, чтобы успокоить, но он не смел даже пошевелиться.
— Греди я не видела — разве что только одну его ногу, на которую падал свет. Зато я видела гоблина.
— Вот как? Элли замерла.
— Я не нуждаюсь в вашей снисходительности, мистер Малдер. Я этого не люблю. Гоблин вышел из стены, оттолкнул ногу этого старика и побежал по улице.
— Вы сообщили об этом полиции? Она сердито фыркнула:
— Вот еще! Знаю я, что они на это скажут. Я не хочу оказаться в психушке на старости лет. Хочу умереть здесь, у себя дома.
Малдер посмотрел на нее с мягкой улыбкой:
— Но ведь прежде вы заявляли в полицию, не так ли?
Она откинулась назад, и лицо ее оказалось в тени.
— Да, да, заявляла. Проклятая совесть не давала мне покоя, хотя я и знала, что они все равно не предпримут никаких мер.
— Госпожа Ланг, — обратилась к ней Скалли, — а как выглядел этот гоблин?
— Он был совершенно черный, деточка.
— Вы хотите сказать…
— Нет, не негр. Я вовсе не это имею в виду. Я имею в виду то, что сказала. Он был черный. Абсолютно черный. Черный как смоль. Словно у него вообще не было цвета…
Они стояли на тротуаре. На другой стороне улицы располагался небольшой парк, оглашаемый криками детей, играющих в бейсбол. Дождик прекратился, оставив после себя рваные облака и запах мокрого асфальта.
Хоукс выглядел озадаченным.
— Она пьет, — буркнул он. — Как рыба. Только этим она и занимается, когда не метит своих гоб-линов. — Он нервно и вымученно хохотнул. — Вы не поверите — метит она их оранжевой краской из спрея. Чаще всего ее можно встретить здесь, в парке. Вон та скамейка на траве, у третьей базы[11] — это ее излюбленное место. Сидит-сидит, а потом вдруг как разразится слезами — не знаю, что уж на нее находит, — и давай колесить по всему городу, поливая людей оранжевой краской. Потом приходит ко мне в участок и требует, чтобы я арестовал гоблинов.
В машине Хоукс сунул в рот зубочистку, и они тронулись с места.
— Здесь ее почти все знают, так что мы ее не арестовываем — ничего такого. Платим за испорченную одежду — на этом все и кончается. В остальном же она совершенно безобидна. — Он улыбнулся. — Словом, местная достопримечательность.