Выбрать главу

— Следовательно, ты считаешь полезным для себя работать вместе с Малдером? — продолжал «допрос» Дуглас.

— Именно так, сэр.

— Все по инструкции, все как положено — словом, упрекнуть себя не в чем?

От внимания Дугласа не ускользнуло то, что Уэббер чувствует себя несколько неуютно, разрываясь между симпатией к Малдеру и гипертрофированным чувством долга. Дуглас знал, что Малдер руководствовался служебными инструкциями только в том случае, когда его к этому вынуждали, предпочитая полагаться на собственный, весьма своеобразный, опыт. Это-то и не давало покоя Дугласу. Он был убежден: пресловутый опыт Малдера не что иное, как примитивное чутье. Когда же требуется шевелить мозгами, его рассуждения граничат с бредом — непонятно, как ему вообще удается кого-то задерживать!

— Ладно, Хэнк, не важно. Не будем об этом. Как я уже сказал, ты прекрасно поработал. Благодаря тебе мы упрячем Хелевито за решетку до конца жизни. — Он устремил на Уэббера доверительный и одновременно испытующий взгляд, словно размышляя, достоин ли этот малый того, чтобы быть принятым в круг избранных. — Однако, прежде чем ты сотворишь себе кумира в лице Малдера, тебе следовало бы кое-что знать…

Уэббер был явно озадачен.

Дуглас безразлично махнул рукой:

— Кроме того, я хотел бы кое о чем тебя попросить, — Дуглас широко улыбнулся, — в порядке личного одолжения. Думаю, это не повредит твоему восхождению по служебной лестнице.

Малдер не представлял себе, что он еще должен сказать Барелли, чтобы убедить его. Он уже объяснил ему, что не может взяться за дело, не получив соответствующих санкций или запроса со стороны местных правоохранительных органов. Но журналист не желал ничего слушать и упрямо твердил, что Малдеру грех отказываться, потому что дело как раз по его части.

«Снова эта чертовщина, — невесело думал Малдер. — Прославился на весь свет связью с нечистой силой».

— Да не в этом дело, — с сожалением сказал он. — Ты же сам говоришь, что женщина была пьяна. Что у нее была истерика — что, впрочем, вполне объяснимо при подобных обстоятельствах. Именно поэтому к показаниям свидетелей следует относиться с большой осторожностью. Дай мне трех очевидцев какого-нибудь чудовищного по своей жестокости преступления — ну вроде этого, — и я предложу твоему вниманию три совершенно различные версии случившегося.

— Послушай, Фоке, я понимаю… Малдер поднял руку:

— Карл, я только хочу сказать, что эта женщина скорее всего находилась в состоянии глубокого шока от всего увиденного. То же самое постигло бы каждого, окажись он на ее месте, и…

— Говори за себя, — оборвал его сухой женский голос.

Барелли мгновенно вскочил с кресла, и его доселе серьезное лицо озарила улыбка:

— Дана! Дорогая! Малдер обернулся:

— Что-то ты рано.

Дана Скалли с недовольной гримасой швырнула ему сумочку и сняла пальто.

— Я приехала вчера вечером. Я устала видеть перед собой дорожную разметку. Через несколько дней пути все дороги кажутся одинаковыми — это страшно утомительно.

Однако по ее виду нельзя было сказать, что она слишком уж переутомилась: светло-каштано вые волосы аккуратно уложены, на лице ни следа усталости, одежда — кружевная блузка, пиджак цвета бордо и в тон ему юбка — в безупречном порядке.

Такой ее и привыкли видеть на службе.

— Прекрасно выглядишь! — С этими словами Барелли пересек комнату и заключил Дану в объятия.

— Привет, Карл, — его фривольность Скалли терпела не более секунды, после чего быстренько освободилась от его рук, причем сделала это с такой ловкостью, что Малдер чуть было не зааплодировал.

Вместо этого, однако, он кивнул в сторону своего приятеля и сказал:

— У Карла неприятности. Но боюсь, мы ничем не можем ему помочь.

— Чушь собачья. — Барелли коротко хохотнул и добавил: — Просто ты любишь, чтобы тебя уговаривали. Уверен, у нашей милой дамы это получится.

Скалли пресекла очередную попытку Барелли заключить ее в свои объятия, поймала сумочку, которую ей бросил Малдер, и уселась в кресло.

— Как съездила?

Она не спешила с ответом.

— Нормально. Очень даже мило.

— Могла бы и не торопиться с возвращением.

— Ты что, шутишь? — Барелли сложил на груди руки и прислонился к дверному косяку. — Малдер, ты не знаешь эту женщину. Она может забыть о работе на два часа, не больше. — Его улыбка была улыбкой обольстителя. Он знал это и охотно этим пользовался. — Потому-то я вдвойне рад видеть тебя, Дана. Может, ты уговоришь этого типа протянуть другу руку помощи?

Скалли взглянула на Малдера, который уже поднял руки, чтобы поаплодировать, отдавая должное находчивости своего приятеля. Но тут зазвонил телефон, и вместо того, чтобы хлопать в ладоши, Малдер левой рукой снял трубку, а правой почесал затылок.

Он слушал, не произнося ни слова.

Наконец положил трубку и сказал:

— Извини, Карл. Меня вызывает шеф. — Он встал и протянул руку за пиджаком. — Объясни Дане суть дела, а я тебе потом позвоню.

— Малдер? — По лицу Скалли пробежала тень.

— Нет-нет, не волнуйся, у меня все в порядке. — Малдер на секунду задержался у двери. — По крайней мере я хотел бы на это надеяться. — Он вышел в коридор и оглянулся. — Откуда взяться неприятностям? Ведь мы только что закончили большое дело.

Глава 5

Ширины Даймонд-стрит, улицы, ведущей вниз, к Потомаку, только-только хватало на то, чтобы могли разъехаться две машины. На потрескавшихся тротуарах по обе стороны дороги росли гикории[9] и клены с пышными кронами, скрывающими от любопытных глаз старые домишки — кирпичные или обшитые вагонкой — с зелеными газонами. Последние были настолько крохотными, что едва ли оправдывали свое название. В самом начале улицы находились конторы, которым не хватило места на Саут-Вашингтон-стрит. Заведение Рипли размещалось на западной стороне улицы, слева к нему примыкала бакалейная лавка, справа — узкий трехэтажный особняк в викторианском стиле; первый этаж занимал магазин готового платья, два других — адвокатские фирмы. На кирпичной стене бара не красовалось никакой рекламы — лишь темно-зеленая дверь да вывеска с красными буквами над ней. Никаких окон. Клиентура здесь была своя, местная и к тому же постоянная, а людям со стороны соваться сюда было незачем.

Малдер не торопясь вошел внутрь, скинул пальто, отдышался и пригладил ладонью волосы. Слева от себя он увидел шесть столиков, которые были уже заняты. Справа, на обшитой темным деревом стене, висели забранные в рамки рекламные плакаты старых фильмов и радиопрограмм. Подождав, пока глаза его привыкнут к тусклому свету коротких свечей, стоящих на столиках в желтых подсвечниках, Малдер не спеша прошел мимо стойки из красного дерева, за которой также сидели посетители, ведущие между собой негромкую беседу.

То и дело раздавался приглушенный смех. Пару раз, поймав на себе приветливые улыбки, Малдер кивнул в ответ.

Дальше, за стойкой, находилась довольно просторная комната со столиками в центре и кабинками вдоль стен. Здесь не было ни телевизора, ни музыкального аппарата. Лившаяся из невидимых динамиков музыка не раздражала слух. Здесь уважали кантри, джаз, попурри из фильмов или бро-двейских постановок — все зависело от настроения, в котором пребывал Стафф Фэлстэд, открывая свое заведение.

Малдер сразу узнал эту музыку — мелодия из фильма «Чужак». Стафф скорее всего заметил, как он вошел.

Улыбнувшись и заметив слева от себя свободную кабинку — ближайшую к стойке, Малдер повернул туда. Усевшись, он забросил ногу на лавочку, на соседнюю лавочку положил пальто, после чего и откинулся на спинку. Официантка, высокая брюнетка в черных брюках и белой блузке со сво бодными рукавами, не заставила себя ждать. В ней все выдавало ирландку — волосы, глаза, белая кожа, чуть заметные веснушки на вздернутом носике.

— Помираешь или выпьешь чего-нибудь? Малдер закатил глаза и тяжело вздохнул:

вернуться

9

Род деревьев семейства ореховых; достигают 65 м в высоту — иначе называют кария.