— Хорошо.
Прилепина кивнула Ильдару: дескать, пошли, есть идея.
И они направились в некогда самый крупный и известный петербургско-петроградско-ленинградско-петербургский магазин. Который в наши дни ощутимо потерял в статусе и теперь является всего лишь одним из. Из многочисленных и простому смертному ценонедоступных городских мегабутиков…
…Шмагу отыскали в открытой летней кафешке, стихийно развернутой в том месте, где знаменитая «галера»[2]под углом в девяносто градусов резко сворачивает с Садовой на Невскую линию. В гордом одиночестве он сидел за самым козырным столиком с видом на здание Думы и, покуривая, потягивал кофеек. Не такой как у прочих, не-Вип посетителей (растворимый, из банки), а натуральный, заварной.
То был мрачный, шкафоподобный тип в дорогом стильном костюме с большим количеством перстней на пальцах обеих рук. Но не на цацки, а именно на сами пальцы в первую очередь обратил внимание Джамалов. Были они длинные, ухоженные как у женщины и резко диссонировали с остальными, словно бы грубо вытесанными, частями тела.
«Наверное, все профессиональные карманники столь трепетно относятся к своим рукам. Всё равно как хирурги к своему инструменту», — подумал Ильдар. Но тут же вспомнил слова Прилепиной о том, что в подавляющем большинстве случаев «щипачи» берут отнюдь не ловкостью, а исключительной наглостью и совершеннейшим знанием психологии обывателя.
— Ба, какие люди! — расплылся в приторной улыбке Шмага. — Иоланта Николаевна! Вот уж сюрприз так сюрприз! А слухи ходили, что вы нас покинули. Чуть ли не в ФСБ перевелись.
— Ну что вы, Владимир! Разве я могу вас покинуть? — изобразила на лице неменьшую радость от встречи Ольга.
— Присаживайтесь. Кофейку? Зиночка, еще кофе принеси!
— Два кофе, — поправила Прилепина, садясь напротив. — Знакомьтесь, это мой коллега. Его зовут Ильдар.
Шмага настороженно покосился на незнакомца и с легкой неприятцей в голосе буркнул:
— Очень приятно. Зина, ту кофе!
— Я вас покину ненадолго. Отойду, позвоню Кольке. Узнаю, что там у нас с сигналом, — шепнул на ухо Ольге Джамалов.
— Да-да, конечно, — одними губами показала та. После чего обернулась к Шмаге, снова наградив карманника искусственно-лучезарной улыбкой. Потому как кашу маслом не испортишь.
— Как жизнь, Володя?
— Э-эх, Иоланта Николаевна! Да разве это жизнь? Так, жалкое подобие.
— Ну, не знаю не знаю. Выглядите очень неплохо.
— Вы мне льстите. На самом деле я — полная развалина. Как в том анекдоте, знаете? — Барменша Зиночка оперативно поставила перед ними две чашки дымящегося эспрессо и молча удалилась. — Так вот, объявление на заборе: «Пропала собака. Особые приметы: один глаз, хромает на одну лапу, одно ухо надкушено, другого нет, на морде шрамы. Отзывается на кличку Счастливчик».
— Смешно, — вежливо улыбнулась Ольга, скосив глаза в сторону говорящего по телефону Джамалова. Тот в ответ показал ей взглядом: дескать, сигнал с КТС по-прежнему устойчив и по-прежнему где-то рядом. — Володя! — попросила она, поднимаясь. — Можно вас на минуточку?
— Всегда пожалуйста, — кивнул Шмага, вставая следом.
Они подошли к тому месту, где, нетерпеливо переминаясь, ждал Ильдар, и Прилепина указала рукой на фигурку сидящей на гранитной скамеечке потерпевшей гражданки Анкудиновой.
— Володя, видите вон ту женщину?
— Допустим.
— Полтора часа назад здесь, в универмаге, у нее порезали сумку и вытащили кошелек.
— Неужели? Ай-ай-ай, какое горе! — закатил глаза Шмага. — И много денег?
— Восемьсот рублей.
— Серьезная сумма. Как же она решилась такие деньжищи при себе носить?
— Помимо денег в кошельке лежала одна вещь. Человек, который подмахнул кошелек, судя по всему, не разобрался в ее предназначении. Однако вещь эту не скинул и в данный момент держит при себе.
— А вещь эта, часом, не блестящая? — вроде бы серьезно уточнил Шмага.
— Металлическая, серебристого цвета, — подтвердила Прилепина.
— Так это, наверное, сорока!
— Кто такой «Сорока»? — удивилась Ольга. — Что-то я не припомню такого погоняла?
Шмага расхохотался:
— Фу-у, Иоланта Николаевна! Ну что за жаргон? Сорока — это птичка такая. Она вечно хватает всё блестящее и тащит к себе в гнездо. Разве вам мама в детстве «Юный натуралист» не выписывала?
Не вынесший столь откровенного глумления «вспыльчивый горец» Джамалов молниеносно закипел и схватил Шмагу за лацкан хьюго-боссовского пиджака:
— Слушай, ты! С тобой по-хорошему говорят. А ты, похоже, только по-плохому привык?
2
Сленговое название, сформировавшееся в 1970-е годы. Так называли аркады второго этажа здания «Гостиного Двора», где традиционно собирались фарцовщики и их потенциальные клиенты.