— Не завидуй, балаболка! — строго посмотрела на нее Демичева. — У тебя, вон, и дети, и внуки есть. Забоятся о тебе, живешь, как сыр в масле. А мы, с Иосифовной, одни как перст — почитай всю старость в одиночку, сами свой крест волокём. Не сегодня завтра помрем, так и не заплачет никто. Панихидки, самой плохонькой, не закажет.
— Это да-а! — согласилась «старушка № 1». — Хуже нет — на старости лет одной остаться
Одними только щавелевыми щами дело не обошлось. На кухне у запасливой Эвелины Иосифовны отыскались и домашние биточки на второе, и прянички на третье. В данный момент Людмила из последних сил допивала чай, тяжело отдуваясь, словно после непосильной физической работы. Старуха Штамм сидела напротив, смотрела на девушку преданными собачьими глазами и радостно щебетала:
— Ох, Людмилочка, дай бог тебе счастья, здоровья и жениха — богатого-пребогатого! Уж там мне полегчало, так полегчало. Ты бы мне записала на бумажечке, как лекарство называется. А я с пенсии схожу, прикуплю, а то ведь порой так прихватит — просто мочи нет терпеть.
— Этого лекарства в наших аптеках не достать. Будет возможность, я вам сама его куплю, а вы мне потом деньги отдадите, — спохватившись, девушка отставила чашку и вытащила из своей сумочки «казенные» бумаги. — Ой, чуть не забыла! Эвелина Иосифовна, распишитесь, пожалуйста… Это мне для отчета в собесе, за деньги на продукты.
— Да-да, конечно, — засуетилась пенсионерка в поисках очков. — Ох, что-то совсем перед глазами все расплывается… Ты покажи мне, где подписать-то?
— Вот здесь, — показала Людмила. — И здесь… Всё верно. Спасибо.
— Это вам спасибо. Тебе и начальству твоему. Спасибо, что не забываете меня, старую. И покушать-то принесут, и лекарства-какие — пожалуйста.
— Только, Эвелина Иосифовна! — девушка покосилась на лежащие на столе использованные лекарственные ампулы и обертку от одноразового шприца. — Про наш с вами уговор не забыли? О том, что я на дому уколы делаю — никому ни слова! А то меня в два счета с работы погонят. Нам, социальным работникам, это строго-настрого запрещается. Уколы — только через поликлинику… А вот я так не могу: когда вижу, как люди мучаются — буквально сердце кровью обливается.
— Что ты, что ты, Людочка, как можно! Я никому, ни-ни! Могила!.. Сами бы, ироды, попробовали в очередях в поликлинику потолкаться, уж я бы тогда на них поглядела… Ты не переживай так, девонька, мы тебя в обиду не дадим. Если тебя кто по работе, или еще где обижать станет, ты мне только шепни. У моей подруги, у Шуры из 23-й квартиры, теперь уж такие знакомства завелись!.. Как же это сейчас молодые говорят?… Крупные? Нет…
— Крутые? — улыбнувшись, подсказала Людмила.
— Во-во! Крутые! Самые главные в милиции люди! Стоит ей теперь только полсловечка сказать, тут же приезжают: что случилось? кого приструнить?
— Надо же! — печально усмехнулась социальный работник. — А вот у меня, как ни стараюсь, такие волшебные знакомства отчего-то не заводятся. А ведь тоже нередко бывает именно что… «приструнить».
— А это всё потому что Шурка у нас теперь очень важный свидетель. Ее милиция охраняет, что твоего Путина.
— Свидетель чего? — удивилась Людмила.
— Ой, да ведь ты же ничего про наши дела не знаешь! — всплеснула руками старуха Штамм. — Тут назад недели три… или две… ну, не важно… у нас во дворе такую драку, такой мордобой учудили — прямо как в кино американском… И руками друг дружку, и ногами, и палками… Наши, значит, молодые охламоны с азербайджанцами… с рынка которые… уж не знаю, чего они там не поделили… Тебе еще чайку плеснуть?
— Нет, спасибо, больше не могу. Закормили вы меня совсем, Эвелина Иосифовна, прямо не вздохнуть… Да, и что же драка?…
А пока в квартире Эвелины Иосифовны завершалось таинство бизнес-ланча, временно превратившийся в трио квартет старушек продолжал вести неспешные разговоры. Сначала они вяло пообсуждали события последних серий «Кармелиты», однако киношные рефлексии представителей цыганской дисапоры были настолько блёклы в сравнении с окружающей действительностью, что разговоры снова переместились в более привычную плоскость «за жизнь»:
— …Я вот думаю, может и мне тоже походить, справочки пособирать, да и выхлопотать себе социального работника? — вслух задумалась Демичева, на душу которой недавние слова «старушки № 2» о несправедливости этого мира пали благодатным зерном.
— Тут и думать нечего! С твоим-то трудовым стажем! Плюс блокадница. Конечно, займись… А еще лучше дождись, когда деваха от Ёосифовны выйдет и сама с ней переговори.