– Видишь ли, Лилия, – сказал я со вздохом на высокой латыни, – если мы начнем убеждать этого человека, что мы не мошенники, то дело продлится до самого утра. А оно нам надо? Поэтому я оставляю ему свой «портрет», предупреждаю его, какие действия мне не понравятся, а потом мы тихо и чинно уходим к себе в Тридесятое царство через портал прямо отсюда. Пусть смотрит. Если он и в самом деле умный человек, как пишут в исторических трудах, то сложит два и два и выйдет на связь, чтобы узнать, кто хотел его смерти. А если неумный, то сойдет и так, как есть, потому что этот элемент в наших расчетах необязательный и легко выносится за скобки.
Ага, и хоть сейчас не времена Генриха Наварры, но все равно, как всякий европейский аристократ, получивший католическое воспитание, Франц Фердинанд должен быть научен хотя бы начаткам латинской мовы, еще совсем недавно (в историческом смысле) считавшейся в Европе языком межнационального общения. Так что эрцгерцог понял не только наш разговор, но и то, что этим языком мы с Лилией владеем гораздо лучше него. Одно дело, когда я обращался к этому человеку по-немецки с непонятным акцентом, и совсем другое, когда вдруг заговорил при нем на чистейшей латыни. И хоть этот факт не избавил полностью наследника австро-венгерского престола от всего свойственного ему скепсиса, то хотя бы пробил в нем изрядную брешь. Я положил ему на одеяло карту с портретом-миниатюрой и сказал на той разновидности латинского языка, что была в ходу среди аристократии поздней Римской империи:
– При помощи этой штуки вы в любой момент, как только вам захочется, можете выйти со мной на связь. Просто проведите пальцем по изображению, и все. И еще: завтра в Сараево, и вообще в вашей Австро-Венгерской империи, из-за вашего ранения могут начаться антисербские волнения. Так вот. Я буду очень недоволен, если должностные лица вашей Империи будут бездействовать или даже прямо поощрять эти безобразия. В таком случае, несмотря ни на какую охрану, неизбежны такие же внезапные визиты, как к вам сейчас, но совершенно с другим результатом. Тушка останется на месте, а голова потеряется. Вы уж поверьте – я такое умею очень хорошо. А сейчас мы пошли, счастливо оставаться, господин мой Франц Фердинанд…
Договорив, я щелкнул пальцами – и в дальнем углу палаты, напротив койки с сопящей эрцгерцогшей, открылся симпатичный такой прямой портал в мир Содома, откуда пахнуло миррой и ладаном, как из храма. Над горами занималась заря нового рассвета, обещающая Заброшенному Городу очередной неистово жаркий день. Возглас Франца Фердинанда, которого наконец «проняло», остановил меня на пороге, когда мои спутники уже перешли в мир Содома.
– Постойте, господин! – воскликнул наследник австро-венгерского престола пересохшим от волнения ртом. – Скажите же, как к вам обращаться?
– Сергий, сын Сергия из рода Сергиев, – сказал я под раскаты грома, – самовластный государь княжества Великая Артания, расположенного в пятьсот шестьдесят третьем году от рождества Христова, а также нескольких эксклавов в других мирах. Обычные люди имеют возможность, открывая двери, ходить из комнаты в комнату, а мне Господь даровал способность, исполняя разные Его поручения, таким образом ходить из мира в мир. Иногда я разговариваю разговоры, как сейчас, а иногда во имя лучшего будущего для этого мира начинаю воевать – и тогда сдайся враг, замри и ляг, потому что судьба того, кто не последует этому совету, будет весьма печальна. Это я говорю вам потому, что этот мир беремен большой общеевропейской войной, которая непременно должна разразиться до первого октября сего года.
Закончив свою речь, я подвыдернул из ножен клинок меча Бога Войны – и в полутьме палаты под оглушительные раскаты грома на мгновение ослепил пациента яркой, будто магниевой, вспышкой. Вот теперь подействовало. Одно дело – просто светящийся клинок и совсем другое – он же, но в сочетании с раскрытым настежь межмировым порталом[3].
– Господин Сергий, – взмолился Франц Фердинанд, – я ничего не понимаю! Почему вы, как Господень Посланец, считаете, что война должна непременно начаться до первого октября, и почему вы так настойчиво предупреждали меня о недопустимости сербских погромов? Ведь это именно сербские власти задумали это покушение на меня и Софию, которое было исполнено руками местных сербских террористов. Неужели это преступление не должно быть отомщено?
– На первый вопрос ответ однозначный, – ответил я. – Чуть больше года назад во Франции приняли новый закон о военной службе, на один год увеличив ее срок, и на год же понизив возраст призыва. В результате этой нехитрой комбинации в строю оказалось четыре призывных возраста вместо двух, что позволило удвоить армию мирного времени и начать формирование новых частей и соединений. Таким образом, Французский Генштаб, действующий в полном согласии со своим правительством и депутатами Национального Собрания, предопределил сроки начала войны – лето четырнадцатого года и первый месяц осени. Первого октября солдаты, призванные в одиннадцатом году, должны уйти на дембель, что для французского командования неприемлемо. Но сами нападать на Германию французы не планируют, ибо такую авантюру не поддержат ни в Петербурге, ни в Лондоне. Вместо того после запланированного Парижем двойного убийства в Сараево Австро-Венгерская империя нападет на Сербию, Российская империя, исполняя союзнический долг, объявит мобилизацию, угрожая ударом по Австро-Венгрии, Германия, в соответствии с договором о Двойственном Союзе, объявит войну России, а Франция, в свою очередь, Германии. И еще чуть позже, во исполнения плана Шлиффена, германская армия, обходя основные оборонительные рубежи французов, вторгнется на территорию Бельгии, из-за чего Британия, являющаяся гарантом бельгийского нейтралитета, объявит войну Германии. И вот, пожалте, искомый результат достигнут – воюют все. На второй вопрос ответ тоже однозначный – никто не должен подвергаться преследованию и быть наказан только на основании своего вероисповедания, национальности и гражданства, и нести ответственность за преступления, которых он не совершал. Это абсолютно однозначно, и за такие случаи, пользуясь полномочиями Бича Божьего, я буду карать без всякой пощады. При этом я вам обещаю, что все лица, задумавшие ваше убийство и приводившие этот план в исполнение, в самом ближайшем будущем пожалеют об этом своем деянии. Непосредственных участников покушения ваша полиция уже схватила, но это мелкие сошки. Я займусь теми их покровителями, что находятся в Белграде, Париже и в Вене…
3
Серегин не может видеть себя со стороны, а потому и не подозревает о том, что, как и во всех других подобных случаях, когда он волнуется, у него нескрываемо прорезались регалии младшего архангела: нимб, светящийся панцирь и крылья за спиной.