"Подобно тому, как прах шести башкирских разведчиков войдет животворным соком в корни русских берез, слава о подвиге двадцати мстителей войдет в память народа русского. Преклоним же колени и постоим в раздумье перед священной красотой этой воинской тризны, в которой отразилось благородное сердце старинного степного народа!"
В жизни наших вооруженных сил произошло важное событие - опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной Армии.
Прошло пятнадцать месяцев с начала Отечественной войны. В огне сражений закалились наши командные кадры. Война выдвинула огромный слой новых талантливых командиров, испытанных в боях и до конца верных своему воинскому долгу и командирской чести. Они приобрели значительный опыт современной войны, окрепли в военном и политическом отношениях. Отныне они могут и будут нести полную ответственность за все стороны жизни и боевой деятельности в войсках. Так объяснялось это решение ЦК партии.
Вспомним, однако, в какие дни был принят Указ о единоначалии. Он появился не под звуки победных фанфар. Наоборот, обстановка на фронтах была труднейшей, в памяти у всех приказ № 227. И если в ту пору было установлено полное единоначалие, это не могло не быть принято нашими командирами как знак высокого доверия к ним партии и народа и вместе с тем - требование крепкой дисциплины, порядка, безоговорочного выполнения боевых приказов.
А как же комиссары? Было бы неправдой, если бы я сказал, что упразднение их должностей было для них безразличным. Но верные сыны партии, для которых главное - не должность, а партийный долг, они приняли Указ с глубоким пониманием своих новых задач. За ними осталось широкое поле политической работы, неразрывно связанной с боевой деятельностью войск.
Кстати, в Указе установлены для политических работников общие для всех командиров Красной Армии воинские звания и знаки различия. Это был первый шаг к унификации воинских званий в армии. Немало военкомов были переведены на командную должность.
Указу посвящена передовая статья "Полное единоначалие в Красной Армии". Есть в ней примечательное ленинское высказывание. Еще в 1920 году Ленин говорил, что наш военный опыт "подошел к единоначалию, как к единственно правильной постановке работы"... Есть в передовице слова, обращенные к политическим работникам: "Введение единоначалия не может и не должно привести к какому бы то ни было принижению уровня политработы в частях... В новых условиях поле деятельности политработников не суживается..." Есть слова, обращенные к командирам: "Непререкаемый авторитет командира, облеченного полновластием, дает ему в руки все возможности для выполнения своего долга перед Родиной".
Не могу умолчать об одном обстоятельстве, связанном с введением в июле 1941 года института военных комиссаров, а затем его упразднением. Как известно, система военных комиссаров, установленная в Красной Армии в годы гражданской войны, возникла на почве некоторого недоверия к командным кадрам, в состав которых были привлечены старые военные специалисты, не верившие в прочность Советской власти и даже чуждые ей. В Великую Отечественную войну, казалось бы, нет никаких оснований для подобного. Но среди других задач на военных комиссарах, как это было определено Положением, лежала в эту войну обязанность "своевременно сигнализировать Верховному Командованию и Правительству о командирах и политработниках, недостойных звания командира и политработника и порочащих своим поведением честь Рабоче-Крестьянской Красной Армии".
Скажем прямо, это было проявлением все той же подозрительности, которая дорого стоила в годы сталинских репрессий нашей армии: в конце тридцатых годов она была обезглавлена, лишилась многих прекрасных командиров и военачальников.
Вспоминаю такой эпизод. Подготовили мы передовую статью о введении института военных комиссаров. Принес я ее начальнику Главного политического управления Л. З. Мехлису. Он не только тщательно прочитал ее, но, по старой правдистской привычке, стал редактировать. Что-то поправил, что-то вписал, что-то вычеркнул. А вычеркнул он строки, в которых говорилось, что в отличие от функций комиссаров гражданской войны в обязанность комиссаров Отечественной войны не входит контроль над командирами. Конечно, этот абзац я написал по своей наивности. Но тогда я с недоумением посмотрел на Мехлиса. А он сказал: "Не будем утверждать, но и не будем отрицать это".
Спорить с ним я не стал. Знал, что Положение Мехлис собственноручно писал, поработал над ним и Сталин.
Жизнь показала, что с первых же дней войны это требование осталось на бумаге; наши командиры и политработники были достойны своего звания и берегли честь и достоинство Рабоче-Крестьянской Красной Армии! И не надо было "сигнализировать" о них "наверх".
* * *
Сегодня в спешном порядке пишутся несколько передовых статей на военно-тактические темы. Объясню, почему такая спешка.
Дня четыре назад, когда я в очередной раз зашел в Генштаб, к Бокову, он меня встретил возгласом:
- Хорошо, что ты пришел. На, возьми, - и протянул мне верстку, на которой был заголовок: "Боевой Устав пехоты". - Это тебе. Только что звонил Сталин и сказал, чтобы вы, в "Красной звезде", ее посмотрели.
Устав был составлен группой работников наркомата, набран и сверстан и в подготовленном для печати виде представлен Сталину. Прочитал ли Сталин его, заметил ли какие-то огрехи - не знаю, но он решил, что газетчики - люди дотошные, могут быть в этом деле полезны. Не исключено, что Сталин, читая или просматривая "Красную звезду", обратил внимание на выступления наших редакционных специалистов именно на тактические темы. Бывало даже, как мне рассказывали, что Верховный положительно отзывался о той или иной статье, которую успевал прочитать.
Словом, вернулся я в редакцию, собрал наших военных специалистов, рассказал о задании Сталина. Дело, конечно, важное, ответственное, и мы уж постарались. Были созданы три группы наших тактиков: Хитров и Коломейцев, Рызин и Дерман, Толченов и Король. Кроме того, группа стилистов и группа корректоров. Три дня и, можно сказать, три ночи мы читали и вычитывали верстку, "вылизывали", как говорят газетчики, каждую строку. Поправок у нас было много.
На четвертый день я пришел к Бокову, вернул ему верстку Устава, показал наши поправки и замечания. Он даже не успел внимательно все посмотреть, как раздался звонок Сталина. Он спрашивал, как с Уставом, когда вернут из редакции? Боков ответил:
- Редактор у меня. Принес Устав. Поправок много...
Не знаю всего, что сказал Сталин Бокову, но мне Боков объяснил: "Сталин рассердился, сказал, чтобы проверили, как это писали Устав, кто там его писал..." Чуть ли не потребовал, чтобы наказали виновных.
Не один день, считали мы, уйдет, пока обсудят наши замечания, поправят что надо, отпечатают... А нам, в редакции, чего медлить? Вот и сели наши работники за передовые статьи, посвященные разным разделам будущего Устава. Что-то оттуда взяли, что-то сами домыслили. Так появились такие передовицы, как, например, "Стиль работы командира", "Умело управлять огнем", "Боевые порядки в наступлении"... Одна за другой. А секрет их появления был, вероятно, известен только нам...
* * *
Я рассказывал, как Эренбург в своих ржевских очерках пусть косвенно, но подверг критике наших союзников за оттяжку открытия второго фронта. А сегодня готовится еще одна статья на эту тему. Называется она "Доктрина Дуэ и ее новые сторонники". Написал ее командующий войсками Московского фронта противовоздушной обороны генерал Д. А. Журавлев. Суть ее раскрывается в первых же строках статьи:
"Последнее время в английской и американской прессе усиленно дебатируется вопрос о перспективах ведения воздушной войны... Отдельные военные писатели и обозреватели пытаются изобразить дело так, будто воздушный флот является единственной силой, способной привести к победе в современной войне. Более того, некоторые из них договорились даже до того, что ударами с воздуха можно заменить наступательные действия сухопутных войск вторжения".