Черновцы оказались в клещах подразделений войск 11-го гвардейского танкового корпуса. С наступлением темноты, перегруппировав силы, гитлеровцы хотели пробиться через Сторожинец, Но на подступах к нему были встречены плотным огнем танковой роты лейтенанта Карю-кина. Все попытки врага сломить сопротивление не столь мощного, как они узнали потом, заслона советских войск оказались безуспешными. Словно три былинных русских богатыря, встали на пути врага танки Карюкина, Чугунина, Кривенко.
Родина высоко оценила боевой подвиг Геннадия Петровича Карюкина, Феодосия Пименовича Кривенко, Михаила Васильевича Чугунина, отличившихся в боях за Сторожинец. Все три гвардейца награждены орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда» Героя Советского Союза.
Именем Г. П. Карюкина, совершившего свой подвиг в боях на буковинской земле, названа одна из улиц Ульяновска — его родного города, о котором он ни на миг не забывал на трудных дорогах войны.
М. В. ВЕРБИНСКИЙ,
подполковник запаса
«ВАСЯ, СЫН МОЙ…»
Осенний ветер раскачивал ветви деревьев, устилая золотым дождем серую ленту асфальта. Позади был Киев. И вот уже Борисполь. Сойдя здесь, я направился вдоль извилистой улицы имени Дзержинского и почти в конце ее свернул во двор, окаймленный вишневым садом. Навстречу вышел высокий, чуть сутулый пожилой мужчина — Федор Яковлевич Шкиль.
Светлая просторная горница. В центре стены — портрет юноши в форме офицера-танкиста: гладко причесанные волосы, широкие черные брови, выразительные глаза.
— Вася? — указал я взглядом на портрет.
— Да, но откуда вы знаете?
— Знаю, и не только я…
Мне действительно многое было известно о Василии. О младшем лейтенанте В. Шкиле рассказывали однополчане, с которыми он шагал фронтовыми дорогами. В моем блокноте насобиралось много записей о его боевых делах. О том, как сражался под Сталинградом, где получил ранение, как таранил «тигра» на Курской дуге, как громил фашистов на Украине — на Днестре, в предгорьях Карпат. Был там записан и бориспольский адрес родителей Василия. И вот, наконец, представился случай навестить их.
— Был и я на фронте, с сыном вместе, — тихо говорит Федор Яковлевич. — Однажды в бою вижу: горит, полыхает танк. Бегу к нему. Неужели, думаю, там Вася? — отец опустил голову, вздохнул, и сошлись скорбно козырьки его бровей. Глаза повлажнели…
Воцарилась тишина. Ее нарушила хозяйка дома, Елена Терентьевна.
— Ты, Федор, рассказал бы лучше, как Вася навестил нас в сорок четвертом. Вот в такую, как нынче, осеннюю пору…
— Верно, — отогнал грустные мысли Федор Яковлевич. — Тогда Вася приезжал под Киев получать где-то на разгрузочной станции танки. Ну и заглянул в отцовскую хату. Веселый был. Грудь вся в орденах и Золотая Звезда Героя сияла. Я как раз после ранения на фронте находился дома.
Федор Яковлевич так задушевно рассказывал о том последнем приезде сына, что мне показалось, будто я сам присутствовал во время этой встречи.
…Вот он, горячий, порывистый, входит в светлицу, где все ему знакомое, родное.
— Как вы, дорогие мои, поживаете? Все ли живы, здоровы? Поди, натерпелись, мамо? — Василий подошел к матери и поцеловал ее в бледное, исхудавшее лицо. — Теперь уж конец всем бедам: фашистов добиваем. И жизнь будет хорошая… А знаете, какая честь выпала на мою долю?
— Какая же?
— На Буковине, где мы наступали, первым вышел к западной границе.
— Говори, сынок, рассказывай…
И поведал Василий о тех боях, оставивших глубокий след в его памяти.
…Наши танки, а за ними пехота ворвались в Черновцы. Завязались бои на улицах. Фашисты цеплялись за каждый дом. Но наконец-то их выкурили. Еще не утихла стрельба на западной окраине города, как Василия вызвали в штаб бригады, к комбригу подполковнику И. Н. Бойко.
— Вам, товарищ Шкиль, со своим танковым взводом и десантниками предстоит пробиться к Новоселице, к границе!
Во взводе оставалось два экипажа: взводного и Ивана Бондаренко.
— Два танка — тоже немалая сила да еще с такими орлами-десантниками, — подбодрил Василий бойцов.
— Новоселица будет нашей, — в тон командиру сказал Бондаренко.
В долинах стлался туман, когда взвод Шкиля тронулся в путь. Танкисты сбили одну, затем вторую засаду и приблизились к Новоселице. На окраине городка — два «тигра». Василий Шкиль сам встал к танковой пушке и послал подкалиберный снаряд по вражеской машине. Одновременно открыл огонь и Бондаренко.
— Вот и спустили с «тигров» шкуры! — сказал Шкиль, когда вражеские танки задымили. — Теперь бей, ребята, немчуру из пулеметов и автоматов!
Гитлеровские подразделения сосредоточились у переправы через Прут. Там стояла длинная колонна автомашин и бронетранспортеров. Василий Шкиль повел танки к переправе. Выбрав удобную позицию, тридцатьчетверки открыли огонь. Наведенный недавно противником мост рухнул. Десятки гитлеровцев, не успев переправиться на тот берег, сдались в плен.
По радио Шкиль докладывал комбригу: «Новоселицу взяли. Наши трофеи: 200 автомашин, 500 подвод с грузами, 15 железнодорожных составов».
— А граница-то рядом, — напомнил Василий своим орлам. — Вперед, за мной!
Тридцатьчетверки остановились у пограничного столба на границе с Румынией.
— Давай, ребята, выкопаем столб и отвезем комбригу — вещественное доказательство, что были на границе, — предложил Василий.
Так и сделали. Пограничный столб доставили прямо к штабу бригады. Подполковник Бойко поблагодарил за сюрприз и сказал:
— Но пограничному столбу, ребята, положено стоять на месте. Придется отвезти его обратно…
Выслушав рассказ сына, отец с гордостью воскликнул:
— Какой же ты, Васильку, у меня молодец!
Так было тогда, в 1944-м. А затем о Васе рассказывала мать:
— Вася был живой, упрямый мальчик. Работать любил. Только окончил восемь классов — на завод пошел. А как-то возвратился с работы домой и говорит: «Хочу в армию. Или летчиком, или танкистом буду». А он как скажет — так и будет.
Федор Яковлевич продолжал:
— А когда в сорок четвертом Васю посылали в военную академию, он отказался и пояснил это так: «Дойду до Берлина, вернусь — тогда и на учебу». Не довелось ему вернуться…
Говорил Федор Яковлевич медленно, будто взвешивал каждую фразу. Нет, не потому, что плохо знал о дальнейшей судьбе Василия. Наоборот. Боевые дела сына он видел собственными глазами. Причина была иная — трудно было об этом вспоминать отцу.
…В тот памятный осенний день сорок четвертого года Василий, как бы между прочим, сказал дома: «Выздоровели, тату? Приезжайте к нам на фронт, вместе с танкистами воевать будете». Шкиль-старший ухватился за эту мысль. Пошел к военкому с просьбой послать его в часть, в которой воевал сын.
Вскоре Федор Шкиль ехал на запад, разыскивая 64-ю гвардейскую танковую бригаду. Гвардейцев-танкистов, отличившихся в боях на Буковине, догнал уже на западном берегу Вислы. Как-то вечером прибывшего в часть пожилого солдата провели к комбригу. Подполковник Бойко, на груди которого поблескивали две Золотые Звезды, встретил бориспольца радушно:
— На подмогу сыну? Храбрым его воспитали. Спасибо! И вы теперь гвардеец! — комбриг прикрепил к гимнастерке Шкилю-старшему знак «Гвардия» и объявил, что назначает санитаром.
Встретились отец с сыном в полуразрушенном доте близ передовой. Василий расспрашивал о доме, о Борисполе. Рассказывал, как в последнем бою довелось ему выдержать натиск четырех «пантер», как утюжил танком огневые позиции врага. Сообщил также отцу, что получил новую награду — орден Красного Знамени за бои на Висле.