Впереди Львов. Он скоро будет наш.
За нашу Родину!
За нашу партию!
Крепко жмем ваши руки!»
Во многих воздушных поединках участвовал Михаил Лиховид, встав в июле сорок первого года в боевой строй.
С первых встреч с фашистскими самолетами он показал себя мужественным и бесстрашным. В небе Кубани Лиховид водил звено «аэрокобр», к тому времени на его счету уже было около десяти сбитых самолетов.
Но вершины своего боевого мастерства Лиховид достиг, участвуя в боях на львовском направлении. Его, штурмана эскадрильи 299-го истребительного авиационного полка, в то время каждый день видели в воздухе. Со своими ведомыми он громил врага над Золочевом и Бродами, над Львовом и Самбором. Решительными атаками Лиховид сбил фашистский самолет-разведчик «раму», три «мессера» и бомбардировщик. Десятки раз штурмовал пехоту и танки противника.
Отсюда пошла реляция на присвоение Михаилу Лиховиду звания Героя Советского Союза. В ней сказано, что пилот совершил 206 боевых вылетов, в 44 воздушных схватках уничтожил 16 самолетов лично и 11 — в группе, разбил семь паровозов, сжег на аэродромах семь самолетов, уничтожил шесть бензобаков, 27 грузовых автомобилей… Тут же сказано и о последнем подвиге советского летчика, совершенном на прикарпатской земле.
… Один из самолетов эскадрильи сделал вынужденную посадку в лесу под Равой-Русской, в районе села Майдан. Вскоре с аэродрома на технической летучке сюда прибыл Лиховид и два техника — Фонкевич и Краснянский. Авиаспециалисты отремонтировали машину, а летчику оставалось взлететь и привести ее на аэродром.
Но в это время на поляну, где находился самолет, прискакала на конях группа бандеровцев. Трое наших авиаторов пустили в ход автоматы и гранаты. Но силы были неравны. У авиаторов кончились патроны.
Лишившись главаря и нескольких своих сообщников, бандиты пришли в ярость. Они схватили авиаторов и подвергли жестоким пыткам. Фонкевича и Краснянского бандиты убили, а Лиховида продолжали допрашивать. Летчик молчал.
— Будешь говорить! — вопили бандеровцы, прикладывая к телу Лиховида раскаленные на костре прутья.
Лиховид молчал.
Тогда бандиты облили его бензином и живым бросили в костер.
Чтут память летчика-героя в селе Митрищи на Сумщине, где он родился. Помнят героя в Ворошиловграде, где он работал слесарем на заводе. Знают и помнят Михаила Лиховида на Львовщине, за освобождение которой он отдал свою жизнь.
М. В. ВЕРБИНСКИЙ,
подполковник запаса
КУБАНЕЦ
На опушке дубовой рощи стоят танки. Бронированные борта тридцатьчетверок забрызганы болотом, траки гусениц облеплены грязью. Марш. Бои. Наконец, наступила короткая передышка. Но почему так бежит между машинами высокий молодой танкист? Его вызвал командир 62-й гвардейской танковой бригады.
Лейтенант остановился возле полковника С. А. Денисова. Отдал рапорт.
— Видите? — показал комбриг лейтенанту Кононцу красные стрелы на карте. — Это путь на Львов. Ваш взвод пойдет в разведку!
— По машинам! — звучит басок Кононца.
Танк взводного первым срывается с места. Его ведет Федор Курбатов, голубоглазый, отчаянный сибиряк.
По разбитым дорогам, не включая фар, двигались машины разведвзвода. Тит Кононец радировал в бригаду: «Путь свободен!» Но везде ли он был свободен?
На рассвете над танками повисли «мессершмитты». А когда самолеты ушли, на большаке показалось четыре «тигра». У Кононца — три экипажа. Заняв выгодную позицию, танкисты смело вступили в бой. С первого залпа загорелись три «тигра», затем четвертый.
С боями двигались и главные силы бригады. Это был дерзкий рейд в тыл противника. Громя гитлеровцев, в ночь на 21 июля 1944 года танкисты вышли на подступы ко Львову.
— Ну вот, ребята, кажется, дошли, — сказал своим бойцам Кононец. — Конечно, фашистов здесь полным-полно. Попотеть нам доведется здорово.
Мощный гул тридцатьчетверок всколыхнул юго-восточную окраину Львова. Неожиданно двигавшийся впереди танк вспыхнул от разрыва фауст-патрона. Две машины, шедшие за первой, свернули в сторону и, проломив забор, встали в укрытие. За ними следовал Кононец. Он без команды понял, что надо делать.
— Полный вперед! — подал он сигнал водителю.
Машина прорвалась сквозь дымовую завесу и очутилась перед вражеской пушкой, менявшей огневую позицию. Курбатов подмял орудие гусеницами. Тридцатьчетверки двинулись дальше.
Гитлеровцы упорно сопротивлялись. Их пушки, пулеметы и минометы были расставлены на площадях, в скверах, на чердаках зданий.
Когда танкисты овладели Зеленой и примыкающими к ней улицами, комбриг принял решение занять оборону до подхода пехоты.
Утром следующего дня взвод Кононца успешно провел атаку, в результате которой уничтожил гитлеровскую «пантеру».
— А теперь слушай, лейтенант, — сказал полковник, глядя на полыхавшее над «пантерой» пламя. — Прорвись на танке сквозь огонь и двигайся вперед. Вслед пойдут другие экипажи. Ваша задача: отрезать фашистам пути отступления.
Тридцатьчетверка, взяв разбег, нырнула в бушевавшее пламя. Тит Кононец сквозь открытый люк наблюдал по сторонам. Сержант Кошаров непрерывно вел огонь из пулемета, орудие не переставало бить по врагу.
Справа в переулке лейтенант заметил группу вражеских солдат. Но танк проскочил переулок. Впереди появились отходившие фашистские танки, бронетранспортеры, автомашины.
— Бронебойным! — командует Кононец.
Два фашистских средних танка подбиты. Продолжая бой, отважные советские танкисты уничтожили пять бронетранспортеров. Но и тридцатьчетверке досталось. Осколком снесло антенное устройство, экипаж лишился радиосвязи.
Для Кононца было ясно, что они окружены.
— Надо прорываться к батальону, — решил лейтенант.
Из шестидесяти снарядов осталось три. Все патроны расстреляны. А Кононцу не давала покоя мысль о гитлеровцах, которых он видел в переулке. Лейтенант приказал механику Курбатову развернуться и отходить. Вот и тот самый переулок. Гитлеровцы до сих пор здесь.
Лейтенант выпустил по фашистам последние три снаряда. Автоматными очередями Кононец и Прудников отбились от гитлеровцев, пытавшихся подорвать танк гранатами. Экипаж возвратился в расположение батальона без единого снаряда и патрона.
— Ну и кубанец, герой настоящий! — гудел комбат, дружески хлопая Кононца по плечу. — Уморились, вижу, отдыхайте!
Но отдохнуть как следует не довелось. Пополнив боеприпасы, тридцатьчетверка лейтенанта Кононца снова ринулась в бой. Из засад открыли огонь фашистские пулеметы, минометы.
— Вперед! — скомандовал лейтенант, намереваясь проскочить перекресток.
Курбатов мгновенно развил скорость. Но машина вдруг остановилась. Языки пламени охватили броню. Тит Кононец, стоявший в башне, очутился в сплошном огне. Пламя жгло лицо, руки. Дым и гарь перехватили дыхание. Собрав последние усилия, он вывалился на мостовую.
— Ребята, вылезай! — крикнул лейтенант, надеясь, что экипаж услышит его.
Никто не отозвался. Метнулся, чтобы открыть люк механика-водителя, но пробиться сквозь пламя уже было невозможно.
Только теперь лейтенант почувствовал невыносимую боль во всем теле. Сквозь дым он медленно пошел обратно, чтобы попасть к своим.
— Кубанец! — послышался чей-то сильный голос. Это подбежал майор, который вел в бой автоматчиков. — Где экипаж?
— Там, в танке… Искать их поздно…
— Ты видишь меня?
— Видел пламя, а сейчас одна темнота.
— Не горюй! Зрение возвратится, — подбадривал майор.
— Ведить танкиста до нас у кимнату, — послышалась женская речь.
— Девушка приглашает в дом, согласен? — спросил майор.
— Мне все равно…
Майор вместе с девушкой привели лейтенанта на второй этаж. Раненого уложили в постель.
— Позаботьтесь о нем, — попросил майор девушку, назвавшую себя Люсей, — мне нужно идти.