— Ты так говоришь, словно развод ваш — дело решенное.
Он пожал плечами.
— А как мне говорить? Согласитесь, я не мальчик, чтобы начинать с частных квартир.
Опять о том же! Но она промолчала.
Юрий встал, заученным движением поправил галстук. Кира Сергеевна удивилась, какая короткая у него шея. Словно ее совсем нет, а голова сидит прямо на плечах.
— Я не хочу сцен, поэтому заночую у приятеля. А вас настоятельно прошу обрисовать Ирине положение вещей со всех сторон.
Он ушел, а она долго сидела, не зажигая свет, старалась подавить раздражение против зятя. Он не просил «настоятельно», а приказывал — такой был тон у этого образцово-показательного человека, который не пьет, не курит, зарплату приносит до копейки… Но тут она вспомнила, что все-таки у него горе и как он похудел, и переключила возмущение на дочь. Чертова девка, дашь ли ты мне спокойно жить и работать! Мало того, что грязь развела, полдня убила на твою комнату, так еще и любовь у нее! Я тебе покажу любовь!
Кира Сергеевна рвала с себя чулки, платье, бросала на диван. В тазу по-прежнему кисло белье, и Кире Сергеевне ничего не оставалось, как надеть резиновые перчатки и приняться за стирку.
Она, видите ли, по гостям шляется, день рождения у Светкиной дочки. А Светкину дочку с Ленкой засунули куда-нибудь под стол, чтоб не мешали, а сами сидят и коньяк глушат! И, конечно, Ирина взахлеб рассказывает подружке про свою новую любовь! А старую куда денешь?
Кира Сергеевна терзала белье, лицо обдавало паром, капли пота сыпались с носа в ванну, заливали глаза, она сгоняла их со лба, от усталости и досады, облегчая себя, мысленно ругала дочь. Ее что, насильно замуж выдали? Не она ли — на третьем курсе — заявилась как-то домой, села, положив ножку на ножку, объявила, что беременна? И потом до последнего тянула с загсом. Еще и условие поставила: чтобы никакой свадьбы! Какая уж там свадьба, если у невесты живот на нос лезет. А потом Кира Сергеевна и Юрий мотались, как угорелые, ремонтировали и обставляли комнату, покупали приданое для ребенка, коляску, кроватку, а Ирина взирала на их суету с олимпийским спокойствием, словно ее это ни в малейшей степени не касается. Надо было все это пережить! А теперь у нее — любовь, опять переживай. Я тебе покажу любовь, голубушка!
Наконец, она развесила на балконе белье, веревок не хватило, пришлось вешать одно на другое, слоями.
Усталость смягчила, расслабила ее. Теперь все уже виделось не в таком мрачном свете: ну, ошиблась, увлеклась, зато честно сказала мужу. Он не захотел простить, и попять его можно. Но он простит, потому что любит Ирину и Ленку… Сейчас Кира Сергеевна жалела дочь — ей тоже, конечно, нелегко и невесело: Юрий, возможно, простит, но никогда не забудет, пойдут упреки… И почему она скрыла от меня, разве я ей враг?
Кира Сергеевна вышла из ванной, чувствуя, как возвращаются уверенность и сила. Ничего, в семье всякое случается, можно поговорить по-хорошему, как с родными, еще не поздно помочь, ведь чужим помогаю, неужели им не смогу?
Очень хотелось есть, она вспомнила, что ведь ничего сегодня не ела, держалась двумя чашками кофе.
В холодильнике — пусто, хоть шаром покати. Ах, как трепетно ждали они меня! У одного — выпускной вечер, другая ушла в гости, зачем набивать холодильник? Приедет Кириллица и все купит. Иждивенцы несчастные!
Но она боялась снова распалить себя, нашла в самом низу масло, захлопнула дверцу, поставила чай. Пошла к себе, раскрыла папку с делами обрядовой комиссии, но тут же и закрыла ее. Какие там дела после такого дня!
Удивилась, вспомнив, что приехала сегодня. Вроде бы прошло так много с тех пор, как тащила свои чемоданы. День за работой и всякими делами пробежал быстро, но теперь казался длинным — так много всего вместил в себя. И ведь еще не кончился — неудачный, проклятый день!
7
Александр Степанович вернулся в десятом часу — нарядный, навеселе — долго тер у порога ноги и улыбался.
— Ты не спешил, — сказала Кира Сергеевна, изменяя своему правилу: не упрекать. Но ей не терпелось поговорить с ним, пока не пришла Ирина.
— Посидели с мужиками после вечера…
Он снял туфли, стащил пиджак, галстук — движения его были неторопливыми, спокойными, округлыми. Он смотрел на жену медленными влажными глазами, и она решила, что сейчас он начнет кружить возле нее. Стоит ему хоть чуть выпить, его сразу же тянет на нежности, и он начинает свои «круги» — но до того ли сейчас!
Он подошел, поцеловал ее в висок, и она чмокнула его колючий подбородок. От него пахло чужими духами, наверно, танцевал с выпускницами, а под конец они его расцеловали.