— Ты ничего не хочешь мне сказать?
Ирина подняла голову.
— На тему?
— О твоей семейной жизни…
Ирина поднесла к губам ладонь, подышала в нее. Кира Сергеевна заметила, как сразу похолодели ее глаза.
— Ты получила одностороннюю информацию? — спросила Ирина.
— От тебя зависит, чтобы информация не была односторонней.
Ирина молчала, сжав губы. Потом с тихим бешенством произнесла:
— Сволочь!
Вскочила, побежала в свою комнату. Там железно лязгнула раскладушка, и вот уже Ирина протащила ее в столовую. Александр Степанович шел за ней, нес в охапке постель.
— Изгнание из рая, — решил пошутить он. Все бы ему, любителю кругов и овалов, смягчать, округлять. А жизнь состоит, между прочим, и из углов.
Кира Сергеевна вошла в столовую, где Ирина возилась с раскладушкой.
— Что тут такого, если Юрий сказал мне? Почему он сволочь?
Александр Степанович тронул жену за локоть:
— Я уложу Ленку спать.
Кира Сергеевна даже не взглянула на него. Подошла к телевизору, вывела звук, Ирина выбежала в прихожую, вернулась с сигаретами. Закурила. Кира Сергеевна видела, как трясутся ее руки.
— Согласись, я должна знать, что происходит в моем доме.
Ирина хмыкнула, изогнула губы. Повела широко поставленными глазами на мать.
— Это прозвучало, как «в моем королевстве». А в твоем королевстве происходит следующее: я тяну с разводом только потому, что уговариваю его дать согласие. Это облегчит процедуру.
У нее дергались губы, лицо стало тяжелым, жестким. Похожа на отца, а характером в меня, подумала Кира Сергеевна. Бешеная.
— Не кури, здесь же спят.
Ирина скомкала сигарету, без лишних хлопот швырнула в окно.
— Юрий любит тебя и Ленку…
— К тому же не пьет, не курит, — насмешливо подхватила Ирина. — Тебе нужна была информация, ты ее получила. Может, этим и ограничимся? Обойдемся без душеспасительных бесед?
— Не хами. Если бы не Ленка — беситесь! Мне Ленку жалко.
— А меня не жалко? Я люблю другого человека, а жить должна с Юрием?
Она стояла перед Кирой Сергеевной в своем длинном платье колоколом — тоненькая, как девочка, и смотрела на мать обманчиво мягкими глазами.
В телевизоре певец беззвучно надувал щеки и разевал рот. Получалось смешно.
— Кто он — этот «другой человек»?
— Какая разница — кто? Что вы все как сговорились: «Кто он? что он?» Человек он!
— Почему ты кричишь? Тебе следует обдумать все последствия, потому что Юрий намерен забрать Ленку.
— Да?! — Ирина сложила кукиш, выбросила вбок руку. — Вот ему Ленка!
— Прекрати! — взорвалась Кира Сергеевна. — Что ты как базарная баба!
— А на твоем месте я бы вообще не стала вмешиваться не в свои дела!
«Не в свои дела» — дрянная девчонка! Кира Сергеевна держалась из последних сил, чтобы не закричать, не отхлестать ее словами.
— Я не чужая. В своей семье…
— Здесь две семьи! — перебила Ирина. И встала спиной к матери. — Каждая решает за себя. Вы удобно устроились, а мне это не подходит, но я же не лезу с советами…
«Удобно устроились» — в этом было что-то пошлое, какой-то нехороший намек, но Кира Сергеевна не стала уточнять — не хватило еще, чтобы эта сопливая девчонка обсуждала мою жизнь! Конечно, я очень удобно устроилась: работаю от зари до зари да еще грязь за вами вывожу!
— Хотела бы я знать, где ты собираешься жить со своим «другим человеком»?
Ирина круто повернулась на своих каблучках.
— У себя, в своей комнате, конечно.
— Юрия, значит, выгоним?
Ирина зло рассмеялась.
— Ах, вот что. Продал времянку, купил мне шубу, да?
— Именно.
— Продам шубу, пусть покупает времянку. И вообще, разве не ясно: уходить должен мужчина. Даже в том случае, когда уходит женщина…
Кира Сергеевна смерила дочь — снизу вверх — ледяным взглядом. Она умела так смотреть, и в отделах немели от такого ее взгляда. А Ирина — хоть бы что. Шагнула к телевизору и даже чуточку прибавила звук.
— Юрий — сторона пострадавшая, — медленно сказала Кира Сергеевна. — А потому он останется здесь, в моем доме. И Ленка тоже.
Глаза Ирины вспыхнули. Она закусила губу, постояла так. Нервные пятна проступили у нее на лице и на шее.
— У тебя большая власть, я знаю. Но только не надо мной. Я ведь не твоя верноподданная. Мы с Ленкой исчезнем из твоего дома.
Они стояли друг против друга, как враги. И это моя дочь, мое дитя — мой враг? Выходит, я гоню ее из дому?
Ирина ушла к себе, а Кира Сергеевна все стояла, опустив руки, тупо смотрела в телевизор. Там что-то происходило — она не могла понять, что именно: то ли дрались, то ли странно танцевали, тихо плыли разорванные звуки. Светилось бра над диваном, свет косо делил комнату на две части, ярким пятном выделял плед на диване и часть пола, по затененной стене к стеллажам бежали от телевизора голубые блики, играли на корешках книг, и все казалось незнакомым и странным, словно она попала в чужой дом.