Но нет, легче не станет. Но выйдет из детской мать, а сама она давно отвыкла плакать.
Зачем я ушла из школы? Зачем взвалила на себя тяжелую ношу и забросила семью? Разве мало других, бессемейных женщин, которые, не жертвуя ничем, могли бы занять мое место? Разве городу без меня не обойтись, именно я ему нужна?
Она представила себя без этой работы, без вечной спешки, без сладкой усталости, без людей, к которым привыкла… Город, залитый огнями, и среди огней — ни одного, который зажгла я…
Город без меня обойдется, я без него не обойдусь. В этом все дело.
Они пили свежий крепкий чай, и Кира Сергеевна думала, что теперь-то все пойдет по-другому. Лишь бы скорее опять зазвенел в этих стенах Ленкин голосок-звоночек. Опять будет спать на луноходах, самосвалах, ракетах. Гайки будут отпечатываться на ее боках. Ленку возьму на себя — как бы тяжело не было. Что ж, повезу два воза. Должна выдержать. Или упаду, как кляча в борозде, от забот и усталости.
У каждого — свой крест, и надо его нести до конца.
Телефонный звонок рассек тишину. Кира Сергеевна бросилась в прихожую.
Звонил Юрий, сказал, что температуру сбили, Ленка уснула. Голос его звучал спокойно, твердо, и она тихонько передохнула.
— Но Ирину с ней не оставляют.
— Как — не оставляют? Почему?
— Такие тут порядки. Кира Сергеевна, вы должны позвонить в горздрав!
Ее покоробило это «вы должны».
— Какой горздрав, сейчас ночь!
— Ну, не знаю, позвоните домой кому-нибудь, что ли! Ирина сказала, что из больницы не уйдет!
Дурацкие порядки — матерей не оставляют — и кто их завел? Но тут же она подумала: чтобы оставлять матерей, палаты должны быть в два раза больше.
— Вы меня слышите, Кира Сергеевна?
Она знала, как трудно будет ей просить об исключении, никогда ни к кому с личными просьбами не обращалась, а сейчас ее вынуждали сделать это.
— Кира Сергеевна, слышите?
— Не кричи, слышу! — сердито сказала она. — Какая больница?
— Первая детская. Мы будем ждать.
Короткие гудки жалили висок, она медленно положила трубку. Посмотрела на Александра Степановича. Он стоял рядом, в руках — забытый стакан с чаем.
— Ирину не оставляют там, — сказала она.
— Я понял.
Кира Сергеевна знала, что муж не станет уговаривать, не станет давить на нее. Он молча разглядывал стакан и не уходил. Ждал.
Не для себя же я буду просить, для Ленки. Эта маленькая хитрость успокоила Киру Сергеевну.
— Саша, принеси из сумки записную книжку.
По тому, как кинулся Александр Степанович в комнату, поняла, как он обрадовался.
Она дважды набирала номер. Длинно извинялась, путано вводила заведующую горздравом в курс дела и только потом добралась до просьбы. Слышала свой просящий голос, испытывала унижение.
— Я понимаю, это против правил, и мне неловко…
— Кира Сергеевна, миленькая, да бросьте вы, ради бога! Сию минуту распоряжусь. Дочь ваша — не белоручка? Горшки детские носить будет?.. Ну, и все в порядке, у нас ведь нянечки — на вес золота!
Она вернулась на кухню еще более уставшей. Как это невыносимо — переступать через главное в себе! Но ее слегка утешило то, что Ирина будет подменять нянечку. Выходит, не совсем уж против правил.
Они долго сидели на кухне, опять пили чай, ждали Юрия. Его почему-то все не было, и это тревожило Киру Сергеевну. Она полистала телефонный справочник, стала звонить в больницу. Про состояние Ленки ей ответили: «Средней тяжести».
А что это такое — средней тяжести? Хотела спросить, но там уже положили трубку.
Александр Степанович сидел на кухне, свесив голову, опершись локтями на колени.
И его я забросила, подумала Кира Сергеевна.
— Саша, мы не требуем друг от друга отчета, я сама так хотела, но прошу: не пей.
Он посмотрел на нее из-под волос странно и холодно, как на чужую.
— С чего ты взяла, что я пью?
— Тогда, в день моего приезда… И сегодня… То есть, уже вчера… Раньше этого не случалось.
Она подошла, подняла со лба его волосы, подержала на голове руку.
— Ладно, не буду, — сказал он.
13
Утром перед работой Юрий забегал в больницу, нес Ирине еду, днем Александр Степанович тащил ей судки с обедом, а по вечерам приходила Кира Сергеевна и тоже приносила что-нибудь на ужин.
— Вы меня обкормите, разве можно все это съесть? — всякий раз говорила Ирина.
Юрия и Александра Степановича дальше вестибюля не пускали, а у Киры Сергеевны был постоянный пропуск, и ей безропотно выдавали халат.