Его верхняя короткая губа приподнялась в улыбке, обнажая крупные желтые зубы. Глаза с толстыми исками смотрели весело и хитро.
— Думаете, за кого вышла его дочь? За сына нашего Луценко из жилищного отдела, — И что же?
— Теперь они родня. Но то кумовья, не то сваты. Получается, в скобках замечу, семейственность. Одного надо убирать, но Луценко «мэр» но уберет, Луценко — с головой мужик. Придется Иванова.
«Вычислил», — усмехнулась Кира Сергеевна.
— Иванов тоже с головой, и они друг другу но подчинены.
Жищенко коротко хохотнул, потер руки.
— Все равно это чревато… Говорят, Иванов на свадьбе последние волосенки чуть не выдрал — так подпели их детки. Говорят, детки до самой свадьбы темнили…
— Говорят, говорят… Откуда, Николай Иванович, вы все знаете?
Жищенко развел руками.
— Поток информации, Кира Сергеевна. Никуда от него не спрячешься.
Кира Сергеевна смотрела в окно — улица все еще захлебывалась дождем, между тротуарами бежала река, кто-то поперек ее набросал больших плоских камней.
Закатный луч, пронзив черное густое небо, дрожал в косых струях причудливо и странно. Вдалеке на фоне сизой тучи висела маленькая слабая радуга.
Вдруг она увидела мужа. Александр Степанович шел с подвернутыми брючинами, косолапо прыгая с камня на камень, хотя потемневшие до колеи брюки были уже мокры. В одной руке нес зонт, другой придерживал отдувшуюся пазуху. Наверно, нес ей плащ.
Нежность шевельнулась в ней. Не потому, что вот идет весь мокрый, несет ей плащ — не бог весть какой героизм прыгать под теплым летним дождем. Просто вспомнила: после матери никто, кроме него, никогда не думал о ней. В целом свете никто. Только он — всегда, всю жизнь.
Сорвавшись с камня, он уже шел, не разбирая дороги — бурый ноток вспенивался у его ног. С полей шляпы на плечи и спину бежала вода.
Почему он не откроет зонт? — подумала она.
15
В тени под тополем было не так жарко, и они с Ириной пристроились на хромой скамейке с облупившейся краской. А Ленка в розовой больничной пижамке носилась кругами по аллее, подняв над головой голубой пластмассовый самолетик. Запрокинутое лицо было залито светом, она щурилась, наморщив нос, кричала:
— Кира, из чего сделанное солнце?
На больничных балконах проветривались матрасы, простынки, легкий ветер раскачивал и мотал их, гнал по дорожке конфетные обертки.
— К концу недели обещают выписать, — сказала Ирина.
Кира Сергеевна взглянула на ее тонкую, бледную шею, на будничное, усталое лицо. Волосы, заплетенные в детские косички, стянуты сзади бинтом, а на висках выбились короткие пряди.
— Ты осунулась.
Ирина махнула рукой.
— Были бы кости.
Ленка влезла на скамью, восторженно закружилась на пей со своим самолетиком, чуть не упала, Ирина подхватила ее.
Кира Сергеевна думала о том, как мало, в сущности, участвует она в жизни Ирины и Ленки.
— В сентябре у меня отпуск, — сказала она. — Я, наверно, поеду в пансионат. Давай возьму Ленку?
— Почему не в санаторий?
— Путевка одна, а без отца не хочу…
Ирина быстро и странно посмотрела на мать.
— А в пансионат поедешь с отцом?
— Да. Почему ты спросила?
Ирина опустила глаза, почертила прутиком на песке.
— Ну, просто… В сентябре у отца учебный год…
Все-таки, почему она так спросила, подумала Кира Сергеевна. Объяснению Ирины не поверила.
— Отпустишь с нами Ленку?
— Ну, что ты. Какой тебе с ней отдых. И потом, в сентябре мы с ней едем к Лидии.
— Она приглашала?
— Ну, у нас с ней не такие церемонные отношении, мне она всегда рада.
Эти слова слегка задели Киру Сергеевну. Лидия Чечулина — давняя ее подруга. Кира Сергеевна дружна с пой с детства. А получается, что я тут вообще ни при чем. «У нас с ней…»
Мимо пробежали трое мальчишек, высоко вскидывая пятки. Молодая мать катила коляску, над бортами поматывалась белесая головка сидящего ребенка. Тонко скрипел под колесами песок.
— Ты-ее зовешь по имени, как подругу.
— Мы с ней подруги.
Кира Сергеевна поискала глазами Ленку — та летала на качелях, между зеленью кустов мелькала розовая пижамка.
— Тебе на бабушку повезло больше, чем Ленке, — сказала Кира Сергеевна. — Когда ты была такая, как Ленка, бабушка уже вышла на пенсию.
Она поймала себя на том, что все время почему-то оправдывается перед дочерью. Но в чем моя вина?
— Что бабушка? — Ирина качнула головой. — Ребенку прежде всего нужна мать.
Она постукивала по ноге прутиком и смотрела на воробьев, которые пили из мелкой лужицы.