— В детстве мне очень не хватало тебя, несмотря на бабушку. И очень хотелось, чтобы у меня была самая простая мама. Как у других.
Кира Сергеевна подняла лицо.
— Ты хотела другую мать?
— Нет, ты не поняла. Никакой другой матери мне не нужно. Просто я хотела, чтоб ты была не начальницей, а пусть учительницей, врачом, даже уборщицей…
Признание Ирины поразило Киру Сергеевну. Она всегда считала, что дочь гордится ею. По крайней мере, могла бы гордиться. Вспомнила, как года три назад повела их — Ирину и Юрия — с собой в театр, на торжественное собрание. Как празднично и суетливо собирались они, Ирина долго выбирала платье, расчесывала свой парик. Александр Степанович поддразнивал ее: пожалуй, не поймут, кто мать, а кто дочь. Ирина весело огрызалась: «Это ты со зла, что тебя не берут».
Он оставался дома с Ленкой.
А Юрий даже кинокамеру повесил на плечо.
В фойе они шли, рассекая толпу, все здоровались с Кирой Сергеевной, и ей было приятно, что дочь и зять видят это.
Усадила их в первых рядах, отведенных для президиума, потом со сцены смотрела на них, а когда выступала, слышала, как зажужжала кинокамера — Юрий снимал ее.
Ей аплодировали — как и всем — Ирина с Юрием хлопали громко и весело, а Кира Сергеевна думала: как хорошо, что ей пришла эта мысль — взять их с собой, доставить удовольствие. Почему бы всегда не делать так? Пусть видят свою мать на людях — уважаемой, всеми признанной, а не ворчливую старуху дома, которая от усталости на всех кидается…
Перед концертом хотела пригласить их в буфет, там планировались бутерброды с икрой, и — кутить так кутить! — выпить по бокалу шампанского.
Когда спустилась со сцены, к ней подошла Ирина.
«Ты не очень обидишься, если мы исчезнем? Мы приглашены на свадьбу и безбожно опаздываем».
Она прямо растерялась тогда. Выходит, это не она, это они ей доставили удовольствие, потому и пошли сюда. И наряжались не ради нее, а на свадьбу. И кинокамеру взяли, чтобы снимать свадьбу, а не ее. И сейчас вот — «хотела, чтоб ты была не начальницей».
— Чем тебе плохо, если я «начальница»?
Ирина тронула ее руку:
— Ты не обижайся, но даже на родительские собрания ходили то отец, то бабушка. Ты ведь тогда заведовала гороно, и тебе, наверно, было неудобно…
— Просто некогда, — жестко вставила Кира Сергеевна.
— И некогда.
Кира Сергеевна смотрела на ее щеку, освещенную солнцем, на тонкую кожу, обтянувшую скулу.
— Никак не думала, что для тебя это было важно.
— Важно, — вздохнула Ирина. — В школе мне постоянно кололи тобой глаза. Каждый день, каждый час. Что другим сходило с рук, мне оборачивалось виной. Только и слышала: «Не позорь свою мать!» «Видела бы твоя мать!» «Бери пример с матери!» Понимаешь, я все время была на виду, а это очень плохо.
Ничего не поделаешь, я тоже — на виду, подумала Кира Сергеевна.
Подбежала Ленка, кинула самолетик Ирине на колени и помчалась за мальчишками. Отлетали назад ее волосы и полы пижамки.
— А многие завидовали мне, считали, что из-за матери я имею какие-то поблажки, преимущества. Я не имела и не хотела их. Ты не позволяла мне даже одеваться лучше других девчонок.
— Верно. В школе одеваться лучше всех стыдно, — сказала Кира Сергеевна.
Вспомнила, как тогда, много лет назад, ей, молодому завучу, предложили идти на гороно. И как она сперва испугалась, даже плакала. Думала: а как же дом, Ирина — она только перешла в пятый класс — мать, которая с годами будет стареть? И муж, пропадавший в школе с утра до вечера, как все директора? Боялась идти, боялась и отказаться, а потом всю жизнь считать, что не сумела использовать всех своих возможностей.
Александр Степанович сказал тогда: «Ты будешь считать, что тебя заела семья».
Она все учла тогда. Все, кроме того, что услышала сейчас от Ирины.
— Я не думала, что так аукнутся тебе мои должности.
Ирина покачала головой.
— Помнишь, я хотела переводиться из института в другой город? Это потому, что в институте знали, что ты зампред. Но потом получилось с Юрием, родилась Ленка. И хорошо, что у нас разные фамилии, на моей работе не знают… — Она помолчала и добавила: — Пока не знают.
— Как будто я преступница и надо скрывать…
— Опять не поняла, — перебила Ирина. — Я хочу, чтобы меня оценивали по мне самой, а не по тебе.
Она занесла руку Киры Сергеевны за свою спину, прижалась к боку матери. Кира Сергеевна погладила ее плечо. Милое мое, недоласканное дитя. Что же делать, если я такая, как есть? И другой быть не могу, не умею.
Раскинув руки, бежала к ним Ленка. Песок сухими брызгами отлетал от ее сандалий.