— По-разному. Главным образом — работаю. Для меня настало время работы.
Он не понял:
— Как это — «время работы»?
Рассек ножом кожицу апельсина, оторвал от мякоти, подал ей, как раскрытый цветок.
— Когда-то было время любви, потом — время материнства, теперь вот — время работы.
Он слушал, зажав в горсти подбородок, прищуренно смотрел на нее.
— Наверно, лучше, если все совпадает.
— Лучше, — согласилась она. — Но не совпадает.
Вернулся оркестр. Грохнул барабан, зазвенели тарелки, и разговаривать стало трудно.
Пустели столики, на «пятачке» возле эстрады толклись в танце нары. По потолку бежали волны света — от дверей к эстраде, на степах, украшенных чеканкой, вспыхивали «зайчики».
Немолодой высокий мужчина, щелкнув каблуками, остановился возле их столика, пригласил Киру Сергеевну. Наверно, военный, подумала она. Но не пошла, сказала, что не танцует.
Опять поймала на себе взгляд Олега Николаевича — пристальный, долгий — и ей стало тяжело и неловко.
— Хорошо, что ты не пошла с тем типом, я бы вызвал его на дуэль.
— Я так и поняла.
Он передвинул стул ближе, чтобы в грохоте музыки не гасли их голоса.
— А со мной пойдешь?
— Я в ресторане не танцую, — сказала она. Хотела добавить «и не бываю», но промолчала, чтобы не услышать опять: «В тебе сидит начальница».
Он не знает и никогда не узнает, как это трудно — жить на виду.
Лицо Олега Николаевича было теперь совсем близко, от выбритых щек знакомо пахло одеколоном «В полет». Они с Лидией всегда дарили ему этот одеколон в день рождения.
Это было в той жизни, которую она уже забыла.
Он налил из бутылки себе и ей, выпил один. По его решительному виду догадалась, что он сейчас заговорит о чем-то неприятном для нее. Но он просто спросил:
— Ты счастлива?
Она завозилась в сумочке, вытащила сигареты.
— В итоге, пожалуй, нет.
Отвернулась, посмотрела на танцующих. Тот высокий кружил женщину в седом парике. Он держался прямо и танцевал по-старинному, убрав за спину руку.
Определенно военный, решила Кира Сергеевна.
— «В итоге… Пожалуй», — повторил Олег Николаевич, разглядывая фужер. — В итоге — не считается.
— Почему?
Он играл фужером, взбалтывая остатки вина. Маленький, как капля, камушек в запонке загорался и гас в его манжете.
— Если человек был в молодости счастливым, это уже не отменишь. И с высот наших лет нельзя, не имеем права пересматривать это!
«Нельзя», «не имеем права» — ее и раньше бесила эта его категоричность. До жиденьких седин остался таким же беспробудно логичным, для него всегда дважды два — четыре.
Но не хотелось спорить, она ничего не сказала ему.
Гас свет, выходила бледная певица в своем металлическом платье, что-то полупела, полушептала в микрофон, потом оркестр рвал уши, по потолку, похожему на стеганое одеяло, плыли волны света, и все сидели с красными, отяжелевшими лицами.
В пепельнице дымилась сигарета, Кира Сергеевна плеснула на нее из фужера, сунула пачку в сумку.
Олег Николаевич все покачивал свой фужер, и она видела, как вздрагивают его тонкие белые пальцы.
— Можно задать тебе вопрос? Извини, что получается вечер вопросов и ответов…
Он засмеялся, чтобы скрыть смущение, и она подумала, что теперь-то уж он обязательно скажет что-нибудь неприятное.
— Ты знала тогда, что я любил тебя?
— Да.
— Лидия сказала?
— Нет. Просто женщина чувствует это.
Он глотнул. Лицо его странно вытянулось, посерело. В нем резче проступила старость.
— Мужчина тоже чувствует, — сказал он. — Когда его не любят, чувствует. Потому я молчал тогда.
Зачем он об этом? — подумала Кира Сергеевна.
— Я бешено любил тебя, Кира.
Это «бешено» прозвучало неожиданно и так не вязалось с его натурой, со всей размеренной, лишенной страстей жизнью, что Кира Сергеевна растерялась. Вдруг он совсем не такой, каким представлялся ей? Может быть, рядом с ней сидит просто очень несчастливый человек, умеющий молчать?
Олег Николаевич посмотрел вверх, на бегущие полосы света.
— Знаешь, меня всю жизнь мучила мысль: если б я тебе сказал тогда, все сложилось бы иначе.
Кира Сергеевна поняла, как необходимо было ему высказать все.
Хотя бы теперь, с опозданием на целую жизнь. Для этого главного разговора и привел он ее сюда.
Она подумала, что и у нее с этим человеком все сложилось бы иначе, была бы совсем другая жизнь.
Но она не хотела другой жизни.
— Все было правильно, Олег. Все было, как надо.
Он вяло и принужденно улыбнулся.