— Божественно. А к тарани пивка бы!
— Сходи, — сказала Ирина.
Юрий подумал, снял шляпу, поскреб затылок.
— Ей-богу, лень.
Они грызли тарань, густо мазали на хлеб икру, Юрий рассказывал про каких-то Пономаревых, которые волокитят и тянут резину, и про какой-то второй вариант. Ирина слушала заинтересованно и сама говорила про незнакомых Зябкиных.
Кире Сергеевне весь этот разговор был непонятен, но она смотрела на них и думала: вот и наладилось у них, что бы там Лидия не говорила, а у Ленки есть мать и отец, у Ирины — семья. И худой мир всегда лучше доброй ссоры.
— Мне пора, — сказала она и встала.
Ирина, конечно же, принялась уговаривать — «посиди, куда спешить?»— Юрий поддакивал ей. Кире Сергеевне казалось, что делают они это не очень охотно. Да и в самом деле было пора.
В троллейбусе все время думала о том, что вот сейчас придет, увидит его, и все замирало в ней от радости. Боже мой, я и не знала, что до сих пор люблю его, но вот перевернулась жизнь, и я поняла это…
Может быть, сейчас он скажет: «Ты хотела, чтобы я ушел, я ухожу». И уйдет. Вдруг уже ушел? Она старалась вспомнить, видела ли сегодня его вещи в комнатах, и не могла.
Лифт почему-то не работал, и она бежала по этажам, шарила рукой в сумочке, искала ключи.
Александр Степанович стоял в прихожей с газетой в руках.
— Здравствуй, — сказала она, бросила на подзеркальник ключи.
Он посмотрел на нее поверх очков:
— Хоть бы записку оставила, — заговорил сухим низким голосом, — мы тут с ума сходили…
Грубо шелестела газета, которую он никак не мог сложить, Кира Сергеевна видела, что у него дрожат руки.
— Это жестоко, Кира.
А то, что сделал ты, не жестоко? — хотела она спросить. Но все еще чувствовала свою вину перед ним за те невысказанные напрасные подозрения.
— Я не подумала, извини…
Прижав газету, он ушел в свою комнату.
Кира Сергеевна повесила пальто, заглянула в столовую, щелкнула выключателем. Ничего враждебного уже не было в этих вещах, но она почувствовала холодность и отстраненность, словно никогда тут, среди этих вещей, не жила. Книжный шкаф, стол, кресла… Диван и бра над ним… Акварели на стенах…
Все было знакомо до черточки и царапины. Знакомое, но чужое.
Она и раньше уезжала в командировки, в отпуск, но всегда возвращалась к себе. А сейчас что-то изменилось в квартире или в ней самой — она не могла понять — и было чувство, что попала в чужой дом.
Где же мой дом?
Включила телевизор, чтоб не было этой тишины. Шел концерт, она вспомнила, как сидели с Олегом в дымном зале и ту певицу в гладком сверкающем платье, тягостное ожидание, что вот сейчас он заговорит о неприятном, ненужном. Она вышла на кухню, из прихожей крикнула:
— Тебе привет от Чекалиных!
Он что-то ответил — она не разобрала, услышала его шаги, подумала: наверно, решил, что я приглашаю поговорить. О чем нам говорить?
Он вошел, выдвинул из-под стола табуретку, зачем-то задернул на окне штору. Движения его были медленны, вялы, словно все это он делал нехотя, с трудом.
— Будешь есть?
Он молчал. Она открыла холодильник, вытащила мясо, поставила варить бульон. Давно уже ничего не готовила — каждый обедал у себя на работе — но если есть мясо, надо же его сварить.
— Как они там? — спросил Александр Степанович своим глуховатым голосом.
— Чекалины? Толстеют в основном.
Он сидел у окна, в руке почему-то все еще держал свернутую трубкой газету. Кира Сергеевна ожидала, что, может быть, он спросит про Олега, но он ни о ком не спросил, и она поняла, что Чекалины его сейчас не интересуют, вопрос свой он задал просто так, чтобы не молчать.
— У них суетливо, шумно, но хорошо, — сказала Кира Сергеевна.
Налила чаю ему и себе — после тарани все время хотелось пить — думала, что вот сидят они сейчас, мирно беседуют, дружная семейная пара. Так долго прожили, что ничего уже неожиданного между ними случиться не может. А случилось.
— Как же вы узнали, где я?
Он вылавливал ложечкой ломтик лимона. Она забыла, что он не любит лимон.
— Сперва решили, что ты в командировке. А потом Игнат сказал — взяла срочно отпуск. Ну, и догадались, что в Североволжске.
— Ты говорил с Игнатом?
— Не я, не бойся. Ирина.
— Почему же она ничего мне не сказала? — удивилась Кира Сергеевна. — Чего мне бояться?
Она смотрела на мужа и чувствовала сейчас ту же отстраненность — как будто перед ней сидел человек, о котором она ничего не знала. Плохо выбритые щеки, густые морщины меж бровей, складки на шее. Она вспомнила, каким он был тогда на пляже, и все его крепкое молодое тело…