Я вижу, как четыре миллиарда человек терзают ее обессилевшее, утомленное, опустошенное тело. Режут, кромсают, рвут, потрошат. Сравнивают горы, сводят леса, вгрызаются в сердце. И вокруг остаются лишь траншей и развалины.
Я вижу землю с прокопченными легкими и перерезанными венами, истекающими кровью. Я вижу, как из превратившихся в сплошную рану, изъязвленных ущелий гноем вытекают отравленные реки.
Я слышу ужасающий скрежет. Потом земля покачнулась. Скрежет усилился. И вдруг оглушительный, леденящий душу треск. Земная ось переломилась надвое. Планета вздрогнула, потом резко опрокинулась. Моря и реки прорезали воздух и рухнули в черноту разверзшейся пропасти.
«Нодар», — слышу я издали знакомый голос.
«Нодар, Нодар!»
Нет, нет, это зовут не меня.
«Что с тобой, Нодар?»
Это Нана. Да, да, Нана, это ее голос окликает меня.
Я открываю глаза.
— Нодар, опомнись, это я — Нана!
Наверное, ее испугали мои бессмысленные, остекленевшие глаза.
Я окончательно прихожу в себя и улыбаюсь, жалко, через силу. Но Нана успокаивается.
— Не надо было мне столько пить.
Только сейчас я замечаю, что Нана выбежала ко мне босиком, наспех накинув одежду.
— Бабушка спит?
— Да, наверное, заснула. Иначе она услышала бы твои крики. Молчание.
Я не знаю, что сказать. И разве можно выразить словами чувства, обуревающие меня? И разве можно измерить и вычислить то состояние счастья, которое сейчас захлестнуло меня? Мне приятна заботливость Наны. Как привлекательны ее лицо, ее встревоженный и нежный взгляд! Постепенно она успокоилась, и я чувствую, как холод сводит ее тело.
— Я пойду.
— Да, да, иди, не простудись! — неискренне говорю я, страшась, что она и вправду уйдет.
Нана встает, медленно наклоняется ко мне, целует в лоб и уходит.
Скрип кровати.
Она здесь, рядышком. В каких-нибудь трех-четырех шагах. Под белоснежным одеялом пульсирует ее упругое тело.
Еще раз скрипнула кровать.
А потом тишина. Непривычная, мертвая тишина.
Может, она уснула?
Нет, не думаю.
Она еще даже не успела как следует согреться.
Интересно, о чем она думает?
Любит ли она меня?
А я? Люблю ли ее я?
Как легко было об этом думать, когда я был пьян. И как неловко сейчас, когда небо просветлело и земная твердь постепенно, но уже отчетливо отделилась от неба.
Люблю ли я ее? Не заблуждаюсь ли я? Неужели я влюблен? Неужели я еще в состоянии любить?
И опять в сердце мое вонзились тоненькие иглы.
Я закрываю глаза. Так лучше думается. И не так стыдно, когда вокруг темнота.
Если я и сегодня счастлив, если все это не кануло в небытие вместе с бурным вчерашним днем, значит, я действительно влюблен.
Эка?
Что скажет Эка?
Как она перенесет такой удар?
Я пытаюсь не думать об Эке. От стыда на лбу появилась испарина. Не я ли еще каких-нибудь полтора месяца тому назад твердил ей, что опустошен, что уже не в состоянии любить и влюбляться? И не говорила ли Эка, что стоит появиться на моем пути какой-нибудь девушке, и я тут же позабуду о своих словах?
«Не оглядывайся назад!», «Не оглядывайся назад!» — слышу я издали чей-то предупреждающий возглас.
Единственное спасение — не оглядываться назад, идти и не оглядываться.
Боже мой, разве не был я безмерно счастлив целых пять лет вместе с Экой? А потом, потом любовь выстудилась и ушла, исчезла, испарилась.
Может…
А может, и любовь к Нане испарится в один прекрасный день?
Нельзя оглядываться назад. Параллели всегда опасны. Параллели сходятся только в душе человека!
Не оглядывайся, ни в коем случае не оглядывайся!
Но…
Но можно ли отмахнуться от дней, полных счастья? Можно ли навсегда отсечь от себя и позабыть женщину, которую ты так любил, которая так любила тебя и которая подарила тебе столько счастливых мгновений? Можно ли начисто вытравить из сердца и из памяти женщину, которая придала смысл твоему существованию и оправдала твое рождение в этом грешном мире?
Нет, назад оглядываться нельзя. Единственное спасение — ни за что не оглядываться назад. Иначе… Иначе… Иначе шаг, сделанный Леваном Гзиришвили, станет неминуемым…
Эка!
Что я наделал!
И вновь скрипнула кровать. Под белоснежным одеялом заворочалось упругое тело Наны. До нее всего лишь несколько шагов… Я отчетливо слышу, как бьется Нанино сердце, как пульсирует ее тело.
И сладостное ожидание счастья захлестывает меня.
Крик петуха.