– Да уж. В затруднительном вы положении. Но почему вы не уходите отсюда?
– Мы любим Ландан. Здесь много веков жили наши предки, и нам бы хотелось, чтобы здесь жили наши потомки.
– Любовь должна быть взаимной. Иначе это болезнь.
Воин не ответил. Анагон заканчивала бинтовать его руку. Она надорвала концы бинта и завязала их в аккуратный бантик. Вирал осмотрел ее работу и, увидев бантик, усмехнулся. Воин осторожно пошевелил рукой.
– Не туго? – предупредительно спросила девушка.
– Ничуть. Ты отлично бинтуешь раненых лэров, – Вирал встал и отряхнулся. Он начал было что-то говорить опять, но шум приближающихся шагов прервал его. Воин вскинулся и непонятно откуда достал кастет.
– Кто здесь? – грозно спросил лэр.
Из-за угла уверенно вышел парень в таком же костюме, что был надет на Анагон. Воин часто дышал, как будто только что без остановки пробежал по всему городу. Ботинки его были в пыли, а темные волосы слиплись на лбу.
– Это ты, Вирал? Вы дома? Близнецы сказали, что вас забрали галифаксы! – удивленно воскликнул парень. Затем он заметил кошку и напрягся. – А ещё это кто?
Кошка шагнула было вперед, чтобы представиться, но Вирал движением руки остановил ее и таким же грозным тоном спросил новоприбывшего.
– Сначала ответь мне, где ты был?
Змееносец склонил голову и отвел глаза. Он никак не мог привести дыхание в порядок и немного задыхался. «Странный он какой-то».
– Вульгус? – испытующе смотрел на воина лэр.
Воин упорно молчал и лишь сжимал и разжимал кулаки. Главарь устало прикрыл глаза. Он, казалось, привык к такому поведению этого парня.
– Вульгус. Я уже не раз говорил тебе…
– Я знаю всё, что ты можешь мне сказать, – грубо оборвав своего лэра, воин обогнул Вирала и, не взглянув на Анагон, юркнул в лаз. Оттуда донеслось шипение Фурии.
Вирал разочарованно покачал головой.
– Несчастный. Никак не может… – главарь неуверенно глянул на Анагон и прервал сам себя. – Ладно, не будет о нем. Я должен спросить, Анагон: ты решила? Остаешься с нами?
– А куда мне ещё идти? В Правительство? На работу устраиваться?
Лэр улыбнулся.
– Просто я подумал, вдруг ты не готова к такой жизни, как наша. Если после услышанного ты бы захотела уйти и пытать счастья в одиночку, я бы понял тебя.
– Ага, ушла бы я и дала бы повод Фурие чувствовать себя самой умной и всей из себя предсказательницей. Нет уж, – засмеялась кошка. Главарь еле сдерживал смех. – Останусь только ей назло. Да и за твоей раной надо бы следить.
– Спасибо, – просто ответил воин. – Тогда идем спать. Завтра можешь остаться в убежище, попривыкнуть. А послезавтра вы с Вулем отправитесь на рынок – у нас кончается еда. Все ходят за ней по очереди, собственно, как и выполняют другие обязанности. Только мы не покупаем продукты, – Вирал хитро прищурился, наблюдая за реакцией девушки.
Та невозмутимо усмехнулась и развела руками.
– Нечто подобное я и ожидала. Будет сделано, Вирал. А сейчас можно я ещё посижу? Ночь сегодня такая тихая. Да и обдумать многое надо.
– Конечно. Спасибо за повязку. Спокойной ночи, Анагон, – лэр прыгнул в ход.
Девушка встала и обошла дом кругом. Внезапно накатило жуткое одиночество. Несмотря на то, что от людей, которые приютили её на ближайший год, её отделял лишь проход, Анагон казалось, что она одна во всем мире. Как ни странно, она привыкла к гостиной, где они собирались по утрам, к самим этим сборам, к спальням – и к тому, что напротив её спальни жил Рей. Она привыкла к саду с огромными кустами сирени, окружавшему дом, к лесу, скрывающему этот дом. Она полюбила реку, где так глупо и внезапно научилась плавать.
Анагон научилась терпеть вечное ворчание и пренебрежение Энея, и только теперь она задумалась, почему он не вышел их провожать. Тан сейчас не казался эгоистом и самодуром. Анагон теперь могла оправдать страхи Венус. Что удивительно, хоть дракон этой рыжей девочки и оказался Страхом, рядом с ней было удивительно спокойно. Ей показалось странным, что Венус, как и она, девушка. Девушки вроде дружат с девушками, а вот они так и не сдружились. А с кем вообще Анагон там сдружилась? С Инвером? Да, пожалуй с ним. С ним и со всеми его причудами. С его высокомерием и при этом невозможной заботой. С его скрытностью и при этом полной открытостью для чужих бед. С его постоянной отчужденностью, но при этом жуткой ранимостью.