Очень скоро белое молоко совсем окружило Сигарта — казалось, туман со всех сторон давит на тело, сжимает тысячью невидимых щупалец. Он не понимал, где верх, а где низ — ему чудилось, что его подвесили высоко над землей, и теперь он безвольно качается в воздухе. Злобно отмахнувшись, он отчаянно попытался оттолкнуть от себя невидимого врага, пробежал несколько шагов и, не удержав равновесие, рухнул в снег. Он почувствовал, как мысли его начинают путаться — его охватил ледяной страх. Не перед смертью, нет! — такие, как он, давно разучились дрожать за свою шкуру, — его страшило безумие, липким белым туманом закрадывающееся в тело. Внезапная мысль мелькнула тусклым лучом надежды: неподалеку могли затаиться воины ирилай — возможно, они и сейчас наблюдают за его метаниями. Собравшись с силами, Сигарт громко позвал на помощь на эллари, — Моав когда-то научила его нескольким фразам, — но звук собственного голоса заставил его вздрогнуть: слова глухо ударились в стену тумана, утонув в нем. Густая пелена скрыла все звуки мира — вместо шороха деревьев Сигарта окружала мертвая давящая тишина; спасения было ждать неоткуда. Из последних сил он пытался сбросить подступающее безумие, но оно наступало быстрее…
Внезапно среди удушающей тишины до его уха донесся далекий звук, похожий на звон колокольчика. Напрягая остатки сил, Сигарт заставил себя прислушаться — неужели это призраки завладевали его сознанием?! Однако следом сердце хэура радостно забилось: чуткое рысье ухо уловило обрывки далекой музыки. И кому это пришло в голову играть в лесу, да еще в такой холод?! Сигарта осенило — это был голос живого существа! Кто-то был в лесу, и он пел! Сигарт вскочил с земли и, не разбирая дороги, бросился на звук — он снова чувствовал под собой твердую землю, далекая песня указывала направление, шаг за шагом толкая все дальше в туман. Пение становилось все более явным — еще чуть-чуть и можно будет разобрать слова. Сигарту почудилось, что он уже слышал эти металлические нотки… Он на мгновение остановился, чтобы прислушаться, и внутри все похолодело — этого не могло быть! Звенящий голос, который он старался заглушить, память о котором тщетно выжигал из сердца — он снова звал его! Это было невозможно, и все же Сигарт безошибочно узнал его звук. Сердце хэура задрожало при воспоминании о бледной раненой эльфе, умирающей у него на руках; он испугался, что это вновь бунтует его разум, порождая галлюцинации, но на этот раз звук действительно шел извне! ОНА снова пела — где-то далеко, но так явно! Сигарт содрогнулся — неужели душа Моав только и ждала этого часа, чтобы, наконец, отомстить своему убийце, заманив вглубь колдовского леса? Эта мысль даже не удивила его: разве не он совершил то, чему не может быть прощения?.. Голос звучал все громче, и Сигарт покорно двинулся туда, откуда он доносился. Мысль о близкой смерти успокоила и придала сил. Наконец он заплатит свой долг возлюбленной, отдав ей свою жизнь — единственное, что есть у рыси! Увязая в снегу, он продолжал бежать через заросли, стараясь не терять далекий дрожащий звук.
Песня вела хэура в самую чащу Серебристого леса. Теперь ему приходилось то и дело продираться через колючий кустарник, перепрыгивать поваленные бревна, переходить холодные ручьи с берегами, тронутыми тонким ледком, карабкаться по заснеженным склонам с неизвестными, длинными, словно плети, растениями без листьев. Несколько раз Сигарт ясно видел, как корни вытягивались из-под снега, чтобы схватить его за ноги и повалить в смешанную со снегом прошлогоднюю листву, а ветви деревьев скрючивались, стараясь вцепиться в волосы и одежду. Но он снова и снова поднимался с земли, продолжая бежать на знакомый звук, зовущий с такой грустью и нежностью. Неодолимая сила все толкала его вперед — далекий женский голос очаровывал, умолял, звал за собой, манил давно похороненным счастьем. Постепенно лес становился не таким густым, хотя поваленных деревьев стало больше. Перебравшись через очередное бревно, Сигарт чуть не налетел на лениво вышагивающего часового.
— Костры горят! — выкрикнул пароль молодой хэур, выхватывая меч.
— …и скоро полночь, — не успев даже подумать, ответил опешивший Сигарт — он вышел прямо к лагерю…
Часовой, наконец, узнал Сигарта, и лицо его просияло. С искренней радостью он воскликнул: