Рывком он поднялся на ноги и быстро понес свою драгоценность к берегу. Положив голову эльфы себе на колени, он снял жилет и обернул вокруг маленького тела. Измученное личико Моав скривилось, в следующую минуту она расплакалась, громко и надрывно, не скрывая своих слез — слез облегчения и усталости после уже закончившегося, но еще живого в памяти страдания.
Глава 6. Последний приют перед горами. Слежка продолжается
С этого дня хэур больше не пытался бороться с собой — он чувствовал себя как пловец, подхваченный бурным потоком: оставив всякое сопротивление, он отстраненно наблюдал, куда его вынесет течением. Он уже даже не интересовался природой своих эмоций — видя радость в глазах эльфы, он сам становился счастливым, и этого было достаточно.
Май выдался по-летнему жарким. Казалось, солнцу не терпится напоить землю своим теплом. Рысий мех Сигарта стал более темным и коротким, как у всех хищников, живущих в краях, где времена года резко сменяют друг друга. Его звериное обличье больше не внушало Моав страха — наоборот, оно повергало ее в совершенный восторг. Она любила наблюдать, как он охотится — Сигарт чувствовал, что она испытывает восхищение перед его силой, как перед чем-то, что было ей не только не свойственно, но даже противоположно по сути. Но больше всего она любила погружать тонкие пальцы в шелковистую рысью шерсть, и еще непонятно, кому это доставляло больше удовольствия. Иногда, в моменты особо хорошего настроения Сигарт без причины оборачивался рысью и начинал наматывать круги вокруг смеющейся эльфы, давая выход своей радости — радости просто от того что он живет на свете. Выдохшись, он сворачивался клубком у ног Моав, клал огромную голову ей на колени и блаженно урчал, пока она трепала его за украшенные кисточками уши. Такие мгновения были одними из самых счастливых в жизни обоих.
Одинаково привычные к темноте, они путешествовали теперь то днем, то ночью — в предгорьях люди практически не встречались, так что можно было не опасаться незваных гостей. К тому же ночи стояли такие теплые, что мало чем отличались от дня, разве что дышалось легче и свободнее. И еще в них была тишина — особая, словно выжидающая чего-то тишина весеннего леса, в которой громко и ясно рассыпалась томная песня соловья. Сигарт еще много раз вспоминал ни с чем не сравнимую прелесть этих лунных ночей, теплых и тихих, полных пьянящего аромата жасмина и дикой черемухи; в такие ночи кожа Моав казалась особенно свежей и приятной, когда она, изнемогая от неги, прижималась к нему всем своим тонким телом. Лежащая рядом с ним в лунном свете, она казалась ему каким-то нереальным существом, феей, сошедшей с белого луча. Порой ему даже не верилось в то, что все это происходит действительно с ним: столько лет он бродил по разным землям и ни разу — ни разу! — с ним не произошло ничего, о чем стоило бы вспоминать. Теперь же всего за несколько лун его жизнь круто изменилась. Да что там говорить — изменился он сам. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким странно-счастливым… и таким уязвимым. Каждое слово Моав, каждый ее взгляд приобретали для него особый смысл. Он всеми силами пытался уловить ее желания, сделать ей приятно, и в благодарность за это она отдавала ему всю свою молодую страсть, так и не доставшуюся верно любящему ее солнечному эльфу…
Тем временем горы подступали все ближе — до Милданаса оставалось не больше двух дней пути. Лиственные леса уступили место ельникам и кедровникам, которые, на радость Сигарту, были полны непуганой дичи. Ближе к лету в лесу появились и грибы. Моав охотно собирала их по дороге, так что к концу дня ее сумка была битком набита ими. Вечерами они готовила их десятком разных способов; очень скоро хэур приучился к этой пище — грибы хорошо утоляли голод, а по вкусу немного напоминали мясо.
Теперь путников почти постоянно сопровождал глухой рокот — это шумела река, текущая с перевала. Вскоре они вышли к ее берегу — от одного края до другого тянулся подвесной мост, за ним виднелось нечто, напоминавшее миниатюрный форт. Так выглядел последний островок человеческого жилья — большой постоялый двор, крайний на пути к перевалу.
С первого взгляда стало ясно, что жизнь его хозяев не слишком сладка. А чего еще ждать в такой глуши! Несколько мощных домов были окружены высокой стеной из тесаных бревен, в загородках во дворе, блея, топталось целое стадо упитанных овец — продукты здесь не купишь, приходится рассчитывать только на свое хозяйство.
Некоторое время Сигарт недоверчивым взглядом осматривал это укрепление, затем, поморщившись, предложил:
— Может, н?у его?.. Здесь, наверное, полно всякого сброда, а я не горю желанием выяснять отношения с людьми. Тем более, до Милданаса уже рукой подать — под ним и заночевали бы…